Тайные страницы истории
Шрифт:
Вообще газетная заметка о том, что пьеса «Бег» была зачитана в худож. театре и произвела положительное впечатление и на Горького, и на Свидерского, вызвала в Ленинграде своего рода сенсацию.
В лит. и театр, кругах только и разговоров, что об этой пьесе. Резюмируя отдельные взгляды на разговоры, можно с несомненностью утверждать, что «независимо от % антисов. дозы пьесы «Бег» ее постановку можно рассматривать как торжество и своеобразную победу» антисоветски настроенных кругов.
Кроме того пришлось слышать, что в Москве к «Бегу» не все относятся положительно, что у пьесы есть и
В Ленинграде сенсация, вызванная предполагаемой постановкой «Бега», очень показательна особенно потому, что театр, круги здесь более ретроградны, чем в Москве. Например, история с Чеховым и Мейерхольдом здесь комментировалась резче, чем в Москве. В здешних театр, кругах часто можно услышать такие разговоры, что актеру можно работать только за границей, что у нас, в СССР, им нечего делать и что те, которые уезжают навсегда за границу, делают очень хорошо.
В самый последний момент распространился слух, что пьеса «Бег» будет разрешена к постановке только в Москве и ни в коем случае в провинции.
Нач. 5 Отд. СООГПУ Гельфер
№ 219 от 31/Х-28
Замечается брожение в литер. кругах по поводу «травли» пьесы Булгакова «Бег», иронизируют, что пьесу «топят» драматурги-конкуренты, а дают о ней отзывы рабочие, которые ничего в театре не понимают и судить о худож. достоинствах пьесы не могут.
Сов. секретно
НачСООГПУ тов. Дерибасу
Агентурно-осведомительная сводка
5-го Отделения СООГПУ № 239/2 от 10 ноября 1928 года
М. А. Булгаков упоминал, что в связи с постановкой «Бега» и кампанией «Коме, правды» возможна отставка Главискусства Свидерского, который настолько активно поддерживал «Бег», что зарвался. Бранил Судакова, режиссера МХАТ, за его предложение «победить Булгакова». Булгаков получает письма и телеграммы от друзей и поклонников, сочувствующих ему в его неприятностях. К нему приходил переводчик, предлагавший что-то перевести для венских театров.
О «Никит. субб.» Булгаков высказал уверенность, что они — агентура ГПУ.
Об Агранове Б. говорил, что он друг Пильняка, что он держит в руках «судьбы русских литераторов», что писатели, близкие к Пильняку и верхушкам Федерации, всецело в поле зрения Агранова, причем ему даже не надо видеть писателя, чтобы знать его мысли.
Нач. 5 отд. СООГПУ Решетов
№ 36 от 28/11-29
Видел я Некрасову, она мне сказала, что М. Булгаков написал роман, который читал в некотором об-ве, там ему говорили, что в таком виде не пропустят, т. к. он крайне резок с выпадами, тогда он его переделал и думает опубликовать, а в первоначальной редакции пустить в качестве рукописи в о-во и это одновременно вместе с опубликованием в урезанном цензурой виде. Некрасова добавила, что Булгаков у них теперь не бывает, т. к. ему сейчас везет и есть деньги, это у него всегда так, и сейчас он замечает тех, кто ему выгоден и нужен.
Нач. 5 Отд. СООГПУ Гельфер
С. секретно
НачСООГПУ тов. Агранову
Агентурно-осведомительная сводка
5-го
№ 61 О письме М. А. Булгакова.
В литературных и интеллигентских кругах очень много разговоров по поводу письма Булгакова.
Как говорят, дело обстояло следующим образом:
Когда положение БУЛГАКОВА стало нестерпимым (почему стало нестерпимым, об этом будет сказано ниже), БУЛГАКОВ в порыве отчаяния написал три письма одинакового содержания, адресованные на имя И. В. СТАЛИНА, Ф. КОНА (Главискусство) и в ОГПУ.
В этих письмах со свойственной ему едкостью и ядовитостью БУЛГАКОВ писал, что он уже работает в сов. прессе ряд лет, что он имеет несколько пьес и около 400 газетных рецензий, из которых 398 ругательных, граничащих с травлей и с призывом чуть ли не физического его уничтожения. Эта травля сделала из него какого-то зачумленного, от которого стали бегать не только театры, но и редакторы и даже представители тех учреждений, где он хотел устроиться на службу. Создалось совершенно нетерпимое положение не только в моральном, но часто и в материальном отношении, граничащем с нищетой. БУЛГАКОВ просил или отпустить его с семьей за границу, или дать ему возможность работать.
Феликс КОН, получив это письмо, написал резолюцию: «в виду недопустимого тона оставить письмо без рассмотрения».
Проходит несколько дней, в квартире Булгакова раздается телефонный звонок.
— Вы тов. Булгаков?
— Да.
— С вами будет разговаривать тов. Сталин (!). Булгаков был в полной уверенности, что это мистификация, но стал ждать.
Через 2–3 минуты он услышал в телефоне голос:
— Я извиняюсь, тов. Булгаков, что не мог быстро ответить на ваше письмо, но я очень занят. Ваше письмо меня очень заинтересовало. Мне хотелось бы с вами переговорить лично. Я не знаю, когда это можно сделать, т. к. повторяю, что я крайне загружен, но я вас извещу, когда смогу вас принять. Но во всяком случае мы постараемся для вас что-нибудь сделать.
БУЛГАКОВ по окончании разговора сейчас же позвонил в Кремль, сказав, что ему сейчас только звонил кто-то из Кремля, который назвал себя СТАЛИНЫМ.
БУЛГАКОВУ сказали, что это был действительно тов. Сталин. Булгаков был страшно потрясен. Через некоторое время, чуть ли не в этот же день, БУЛГАКОВ получил приглашение от т. Кона пожаловать в Главискусство. Ф. КОН встретил БУЛГАКОВА с чрезвычайной предусмотрительностью, предложив стул и т. п.
— Что такое? Что вы задумали, М. А., как же все это так может быть, что вы хотите?
— Я бы хотел, чтобы вы меня отпустили за границу.
— Что вы, что вы, М. А., об этом и речи быть не может, мы вас ценим и т. п.
— Ну, тогда дайте мне хоть возможность работать, служить, вообще что-нибудь делать.
— Ну а что вы хотите, что вы можете делать?
— Да все что угодно. Могу быть конторщиком, писцом, могу быть режиссером, могу…
— А в каком театре вы хотели быть режиссером?
— По правде говоря, лучшим и близким мне театром я считаю Художественный. Вот там я бы с удовольствием.