Тайные тропы
Шрифт:
Психотравму, полученную сегодня от неизвестных убийц казначея, можно смело считать травмой производственной, поэтому я решил взять больничный. А душа жаждет сенсорных раздражителей. Ночных клубов нет, а из известных и доступных мне развлечений имелись секс, водка и наркотики. Наркотики отпадали, секса тоже не хотелось. Оставалась водка. Но пить в одиночку можно себе позволить в лесу, а в городе это монвентон.
Во дворе поймал Ильяса и потребовал мне сменить костюм. Тот ужаснулся, но я сказал «ша» и он притих. Привязал на пояс свою любимую фляжечку, в карман насыпал горсть мелочи и отправился разгонять тоску в питейное заведение. Там никто не обратит внимание на то, что я пью, а конечный результат одинаков — что от бузы, что от водки. За исключением поноса, который меня прошибал каждый раз, когда я хотел понять, что же хорошего в прокисшей, не до конца перебродившей браге из половы. Да и выпить её до получения необходимых кондиций нужно не менее пяти литров.
Мальчишки меня поджидали за воротами усадьбы.
— Так, хлопцы, вы теперь будете моими агентами. И первое задание такое. Я пойду в караван-сарай, сяду там и буду отдыхать. Когда я покажу на людей, вы проследите, куда они пойдут. Потом проследите, куда пойдут те, которые потом выйдут. Потом мне расскажете. Понятно?
Им было понятно, как же. Но по сто раз объяснять я не стал, сразу по ходу дела тупых отсею. Я прибыл в караван-сарай в самый разгар вечерних посиделок. Расположился, а парням Талгата кивнул, чтобы располагались неподалёку, во избежание фатальных последствий. Заказал себе еды и бузы. Официант с сальной рожей опять предложил водочки, и на этот раз я не отказался. Надо произвести сравнительный анализ, не из одной ли бочки наливали водку здесь и ту, которую я конфисковал у Пяти Пальцев.
Первая соточка, как и водится, настроила меня на добродушный и философический лад. Рожи за соседними дастарханами стали чутка посимпатичнее, но от любви ко всему сущему я ещё далёк. Вот так бывалоча, сядешь на вокзале, эх, молодость, молодость… Хорошие времена были, помню, однажды в компании ждали поезд на Казань. А потом проводница разбудила меня почему-то в Кривом Роге. Мистика. Водка по своим качествам оказалась сильно похожа, что намекает.
В углу харчевни притулился кабацкий акын, певец степей и выразитель, так сказать, народных чаяний. Похоже, на него никто не собирался раскошеливаться, сидел он сиротливо, с единственной пиалкой под носом и что-то себе бренчал на деревяшке с двумя струнами. Я кинул ему таньга и ободряюще махнул рукой. Мне нужно прослушать образчики местного фольклора, чтобы проникнуться атмосферой и вдохновиться на дальнейший словесный понос в нужном ритме и тональности. Акын исполнил незамысловатую песню о любви пастуха и селянки, которых злой рок разлучил навеки. Головы караванщиков повернулись на звуки балалайки. На халяву слушать были все горазды, а как заслуженному деятелю искусств копейку заплатить, так удавятся. Певец, воодушевлённый гонораром, перешёл на героические саги, по своей занудности мало отличающиеся от любовной баллады. После плотного ужина я раздобрел окончательно и пригласил акына разделить со мной трапезу, иначе говоря, доесть, то, что я не осилил.
В этом мире мозги людей ещё не засорены материализмом, эмпириокритицизмом и навязчивой рекламой. Ну чисто дети. Верят всему, что им рассказывают. Если в эпосе говорится, что боотур ударил палицей по скале, и скала рассыпалась — верят, что скала рассыпалась. И, главное, нет желания проверить или критически осмыслить. Акын загибает совершенно невозможные с точки зрения здравого смысла вещи — верят. Пока я наслаждался фиоритурами, появилась компания конспираторов. Я нашёл взглядом своих шпионов и показал на заговорщиков. Накатил ещё водочки. Я тут один, без ансамбля. Пора начинать борьбу с мировой закулисой. Я перебил акына на полуслове:
— Скажи, уважаемый, а не знаешь ли ты чего-нибудь повеселее?
— Что ты имеешь в виду, господин?
Я включил голос погромче и начал декламировать в вольном изложении срамные произведения Баркова. Причём главным героем я сделал Нюргуун-боотура, покорителя женских сердец, неутомимого любовника, непревзойдённого любителя пожрать, выпить и подраться. Когда я дошёл примерно до средины Луки Мудищева, народ в харчевне притих и стал ко мне прислушиваться. Финал публика встретила восторженным гомоном и весёлым смехом. Один мужчина подавился от смеха, пришлось вставать и лупить его по спине.
— Понял ли ты, о певец, истинную красоту слога?
Акын помотал головой. Такая смена парадигмы публичных выступлений его сбивала с толку, но он не был ортодоксом. Новый формат пользовался успехом, и, следовательно, мог принести дополнительный заработок. Я же продолжил концерт. Царь Никита и сорок его дочерей приятно скрасили вечер и прибавили мне популярности.
Пора переходить к основной программе.
— Я сейчас вам расскажу душераздирающую историю про Нюргуун-боотура и его волшебный меч! — сделал я анонс, убедился, что
— Эй, не это ли сказка про Нюргуна, который обосрался на прошлом Ысыахе? Так мы её слышали уже три раза!
Я замолчал. Такие умники везде встречаются, не успеешь сказать «А», так они уже орут «Баян!».
— Ты самый умный, да? Ну тогда рассказывай сам, если сумеешь, а мы послушаем, — прокомментировал я выкрик из зала и замолчал.
Шибко умных нигде не любят, а в степи особенно. За это и побить могут. И конкретно этого экземпляра уже не раз били, судя по ссадинам на скулах. Народ зашикал на тролля.
— Э! Магеллан, продолжай! Не слушай этого дурака! — публика требовала продолжения банкета, но я на такие мелкие уловки не ведусь. Цежу из пиалы свой коктейль. Выдержав паузу, продолжаю:
— Ещё раз какой-нибудь м… чудак меня перебьёт, вообще ничего рассказывать не буду, — предупредил я аудиторию и продолжил:
— Тут из стены вышло чудовище с тремя головами, пышет пламенем из вонючих пастей, норовит пожечь Нюргуун-боотура, не хочет пропускать его в пещеру. И бились они три дня и три ночи. Кровь текла по стенам, клочья шкуры летали по земле, не может победить Нюргуун-боотур страшное чудовище. Срубит голову Нюргуун-боотур, отскочит чудище в сторону и заново отрастают у него новые лапы, хвосты и головы! Выбился из сил Нюргуун-боотур, чувствует, конец его приходит, и воскликнул он: «О Элберет Гилтониэль! Да пребудет с тобою Сила!» Засветился тогда славный меч богатыря неземным светом, ударил Нюргуун-боотур чудовище и рассёк его пополам! Вспыхнуло и сгорело оно синим огнём! Утёр пот богатырь и пошёл дальше. В конце пещеры увидел он чёрный-пречёрный камень, и понял Нюргуун-боотур, что это алтарь Тёмных Сил. А те всадники уже творят своё чёрное-пречёрное дело. Положили они на алтарь беременную женщину, вонзили в неё чёрный-пречёрный кинжал, вырвали печень из невинной жертвы и стали поедать её, урча от удовольствия.
В этом месте народ зашумел от возмущения. Беременная женщина неприкосновенна, а тут такое святотатство! Я продолжил:
— Потекла кровь по алтарю. Раскрылся камень, и вышло из него чудище обло, озорно и лаей! Пасть его, как пещера, с зубами на триста рядов, глаза его — как блюдо для плова, а вместо рук и ног — змеи скользкие. Упали наземь убийцы и возопили: «О, Ктулху! Мы в жертву тебе принесли беременную женщину!» И взял в руки Ктулху серп острый и молот тяжёлый и сделал знак из бронзы. Вырвал жёлтый язык из третьей своей пасти, повесил это на шею убийцам и сказал громким голосом, таким голосом, что содрогнулись скалы: «Хвалю вас, о верные слуги мои, и даю вам знак, чтобы вы отличали друг друга от остальных людей! Кто поклоняется мне, будет счастлив вечно!» Вытянулись змеи из тела Ктулху, приникли к головам убийц беременных женщин, и выпили у них весь мозг! Засветились счастьем лица этих нелюдей и пошли они из пещеры, а Ктулху скрылся в чёрном-пречёрном камне.
Подошёл пацан, из агентуры, дёрнул меня за рукав.
— Магеллан, там, за углом тебя ждут шесть человек. Бить будут.
— Хорошо, гринго, беги на подворье Улахан Тойона, найдёшь там Талгата, пусть он пришлет пятерых бойцов. Держи таньга, — и я продолжил рассказ.
— Выбежал Нюргуун-боотур из пещеры, сел на своего верного коня. И воскликнул он: «Не пропущу в степь убийц, которые поклоняются Ктулху, и носят на груди знаки со звездой, серпом и молотом! Отомщу за поруганную честь наших родов!» И бились они тридцать дней и тридцать ночей, и убил Нюргуун-боотур прислужников Ктулху. Слез он с коня, раздробил черепа врагов своих. Но не знал великий воин коварства темных сил, выскочили змеи из разбитых черепов и укусили его в самое сердце. Окаменел Нюргуун-боотур и стоит теперь камень в далёкой степи, ждёт когда верные сыны степи убьют всех почитателей Ктулху, которые носят дьявольские знаки! Так давайте же выпьем за то, чтобы Меч возмездия был поднят над головой прислужников Тёмных сил, которые носят знаки Ктулху — звезду, серп и молот! — закончил и свою речь тостом и выпил. А то в глотке пересохло от таких длинных речей.