Тайные тропы
Шрифт:
— Еще нет, но скоро будут арестованы, и сделаете это вы, — говорит немного резко Гунке и дает Циммеру задание заняться происшествием в ущерб всем остальным делам.
Поведение Гунке вызывает у подчиненных недоумение. Он никого не требует к себе с докладом, ничем не интересуется. Единственный человек, с которым беседовал Гунке, — лейтенант Штерн. Но тот ни с кем ничем не поделился. Через несколько минут стало известно, что Штерн вызвал наряд автоматчиков из охраны гестапо.
Пока Штерн выполнял поручение, Гунке успел ознакомиться по карте с планом местности и выяснить точна, сколько пленных было в колонне и кто их охранял. Потом он потребовал к себе Трясучкину.
Варвара Карповна вошла в кабинет.
— Вы меня вызывали?
Гунке холодно объявил:
— Подготовьтесь, в три часа дня поедете со мной на операцию.
Варваре Карповые показалось, что голос Гунке прозвучал так же, как и тогда у Родэ, в ту страшную ночь. Она даже помнила фразу — «Зайдете через десять минут, поедем». Трясучкина попыталась объяснить как можно убедительнее свое состояние.
— Я еще не совсем оправилась после болезни, если далеко, то...
— На чурочный завод, — не поднимая головы, ответил Гунке, — дорога хорошая, погода чудесная... — Последние слова прозвучали сухо, насмешливо.
— Я бы попросила освободить меня сегодня, — снова заговорила тихо Трясучкина, стараясь придать своему голосу болезненный тон. Гунке резко оборвал ее:
— Не могу. У меня сейчас нет другого переводчика.
Варвара Карповна хотела возразить, но Гунке поднялся и резко отодвинул стул.
— Не заставляйте меня, повторять...
Трясучкина вышла.
Ей хотелось повидать Никиту Родионовича и посоветоваться с ним. Может быть, он сумеет успокоить ее, К тому же, она должна сообщать ему все о Гунке.
Никита Родионович выслушал Варвару Карповну и, почти не задумываясь, порекомендовал уклониться от поездки. Он ей не сказал, почему, но у него были свои соображения. Во-первых, Гунке вынесен смертный приговор и за ним следят, во-вторых, он, Ожогин, немедленно сообщит Изволину о выезде начальника гестапо на чурочный завод. Значит, по всей вероятности, поездку Гунке патриоты используют в своих целях.
— Лучше не ехать, — сказал Ожогин, провожая Варвару Карповну до дома, — время, сами знаете, тревожное, а за городом — небезопасно.
— Я постараюсь не ехать, — произнесла Трясучкина на прощанье, — мне самой очень не хочется...
Машина подошла к подъезду гестапо. Три автоматчика и лейтенант Штерн уселись сзади. Центральные места были предназначены для Гунке и Трясучкиной.
Когда начальник гестапо вышел из дверей, шофер включил мотор. Машина тихо заурчала. Гунке оглянулся, ожидая Варвару Карповну. Она не появлялась.
— Штерн! Вызовите ее! — распорядился Гунке.
Лейтенант, выскочив из машины, бросился в помещение.
Его торопливые шаги звонко раздавались в коридоре. Гунке спустился со ступенек и сел рядом с шофером. Прошло несколько минут. Мотор попрежнему урчал. Трясучкиной все не было.
Наконец, на крыльцо вышел Штерн в сопровождении Варвары Карповны. Она нерешительно остановилась у дверей, но лейтенант взял ее за локоть и помог сойти вниз к машине. Гунке предупредительно открыл дверцу.
«Я не могу», — хотела сказать Трясучкина, но поняла, что другого выхода нет. Поездка неизбежна, а если она будет упорствовать, то отказ может навлечь на нее подозрения.
Хлопнула дверца, мотор зарычал. Шофер дал короткий приглушенный сигнал и включил скорость...
А в это же время Сивко, Хапов и Повелко отъехали от лесной дороги. Уже в пути Сивко спросил у Дмитрия:
— Как, не подведут?
Повелко спокойно ответил:
— Верное дело, эти мины работают безотказно...
Сивко потянул вожжи на себя. Лошадь встала. Двуколка грузно осела на рессоры.
— Идите понаблюдайте, а я вас тут обожду, — сказал Сивко и первый спрыгнул на землю.
Повелко и Хапов уже другим путем направились к заминированному месту.
От взрыва четырех мин штабная машина поднялась в воздух и, перевернувшись, упала в нескольких метрах от дороги. В живых остались Гунке и Варвара Карповна. Первое, что услышал очнувшийся Гунке, — это стон. Стонала Трясучкина. Она была тяжело ранена и лежала, придавленная мотором. Глаза ее, непомерно большие, смотрели не моргая. Гунке почувствовал запах горящего человеческого мяса. Варвара Карповна стонала все громче, стон переходил в крик.
— Тише вы, — прошипел Гунке, боясь, что крик привлечет кого-нибудь из леса. Он не сомневался, что на место взрыва придут партизаны. Подняв голову, Гунке осмотрелся — вокруг никого, рядом — лес. Не обращая внимания на боль, он уперся обожженными руками в корпус машины и встал на колени. Трясучкина снова застонала.
— Сволочь! — проговорил Гунке. Он наклонился к Варваре Карповне и закрыл ей рот рукой. Но она продолжала кричать — невыносимая боль привела женщину почти в невменяемое состояние.
Гунке вынул из кобуры парабеллум и стал с остервенением бить рукоятью Трясучкину по голове.
Пройдя несколько шагов по дороге, Гунке круто повернул к лесу. Внезапно он остановился: впереди послышались подозрительные звуки. Гестаповец сделал несколько неуклюжих прыжков в сторону, углубился в чащу. Он бежал, не обращая внимания на ветки, хлеставшие в кровь лицо и руки, спотыкался, падал, вновь подымался и бежал, бежал. Ему все время казалось, что звуки усиливаются, приближаются. Тогда он останавливался, резко оборачивался, выставляя вперед пистолет. В глазах горели злые огоньки, руки дрожали. Но вблизи никого не было. Кругом стоял до тягости молчаливый и спокойный лес. И вот опять в тишину врезались отчетливо те самые звуки, так похожие на шаги человека. Гунке метался по чаще, как зверь.