Тайные желания джентльмена
Шрифт:
– Но почему?
– Она попыталась вырваться, однако силы были неравные.
– Куда ты меня ведешь?
– Отсюда. Пока не взбунтовался весь кухонный персонал.
– Он вывел ее, и, уходя, она увидела через плечо, как Бушар с улыбкой триумфатора помахал ей рукой.
– Смотри, что ты наделал!
– воскликнула она, когда Филипп повел ее вверх по лестнице.
– Я держала ситуацию под контролем.
– Оно и видно.
– Держала. Пока не явился ты.
Он не стал с нею спорить. Они поднялись по лестнице в его гостиную.
– Из-за чего разгорелся весь
– Ты сказал, чтобы я встретилась с месье Бушаром и обсудила детали меню для бала. Я так и сделала.
– Это состязание в оскорблениях ты называешь обсуждением?
– Да. И все закончилось бы великолепно, если бы не вмешался ты.
– Ну да, великолепно. А как же иначе?
– Ты не понимаешь. Бушар и его персонал не могут обслужить весь ужин, на котором будут присутствовать четыре сотни гостей. Именно поэтому твой брат и нанял меня. Бушару необходима помощь кондитера, но его самолюбие было задето тем, что ему не позволили самому выбрать для себя кондитера. А когда он увидел, что я молодая да еще женщина, это нанесло еще один удар его гордости. Перед своим персоналом он должен был поважничать и показать свою власть как главного повара.
– Так почему, черт возьми, ты не позволила ему просто сделать это?
– Потому что в результате я бы пострадала первая! Если бы я ему это позволила, то мы готовили бы по его рецептам и его методами, и мое заведение превратилось бы в продолжение его кухни и снабжало бы его батонами хлеба и подносами «дамских пальчиков», а я стала бы чуть ли не служанкой у него на побегушках. Нет, чтобы мы с ним могли работать вместе, как коллеги, я должна настоять на своем.
– Но только не тогда, когда я завтракаю прямо над вашими головами!
– Я не могу позволить этому напыщенному французишке хоть на мгновение подумать, что он руководит мною и моим персоналом.
– Кстати, этот напыщенный французишка является одним из лучших поваров в Лондоне.
– Как и я. Это и послужило причиной нашей схватки. Он бросил мне перчатку, оскорбив меня, и я ответила ему тем же. Я понимаю, что это противоречит всем твоим понятиям о приличном поведении, Филипп, но если бы я повела себя по-другому, он был бы сильно разочарован.
Ушам своим не веря, Филипп уставился на нее:
– Ты имеешь в виду, что он сам хотел, чтобы ты ругала его и орала на него?
– Конечно. Иначе он перестал бы меня уважать. Мое театральное представление показало ему, что я артист в кулинарии и что я достойна того, чтобы работать вместе с поваром его таланта и способностей. У меня есть темперамент. Я горжусь моей работой. Я не стану готовить по его рецептам, а только по моим собственным. Я дерзкая. Все эти вещи Бушар понимает и восхищается ими. Разве ты не видишь?
Он не видел.
– Я вижу лишь то, что ты получаешь огромное удовольствие, демонстрируя твой сценический талант при каждом удобном случае. Тебе следовало бы пойти на сцену.
– Дело в том, что я уже почти убедила его в моих способностях, когда ты уволок меня оттуда!
– Она досадливо поморщилась и посмотрела на него так, словно это он совершил какой-то проступок.
– Нынче утром я спокойно, мирно завтракал, - сказал он, чувствуя раздражение, - когда внизу, под лестницей, разразилась война.
– Он окинул ее взглядом и покачал головой.
– Мне следовало бы догадаться, что ты станешь причиной чего-либо подобного. Мне еще повезет, если до конца дня я не получу от своего шеф-повара заявления об уходе.
– Не будь глупым, - сказала она и направилась к двери.
– Никуда он не уйдет.
– Куда ты идешь?
– Закончить то, что начала, - сказала она через плечо.
– Э-э нет, - сказал он и схватил ее за руку.
– Ты туда не вернешься.
Нетерпеливо вздохнув, она остановилась.
– Ради Бога, Филипп, отпусти меня, - сказала она.
– Я иду в свой магазин, чтобы приготовить пирожные для этого невыносимого человека. Когда он отведает моих эклеров, он подумает, что это пища богов.
Филипп отпустил ее, хотя сомневался, что даже пища богов заставит его повара воздержаться от заявления об уходе. Однако в тот вечер, когда он готовился выйти из дома, Филипп понял, что недооценил силу воздействия хорошо приготовленных эклеров.
Он ждал в вестибюле, когда подадут экипаж, и дворецкий сказал ему, что месье Бушар просит уделить ему минутку внимания. Он согласился, хотя и неохотно, не зная, что еще могла натворить Мария, чтобы окончательно выбить из колеи маленького француза, однако выбежавший в вестибюль шеф-повар излучал улыбки.
– Ах, милорд, - воскликнул Бушар, воздевая руки к небу, - маленькая мадемуазель, хоть она и англичанка, но молоком, разбавленным водой, ее не назовешь. Нет, только не ее.
Филипп приподнял бровь.
– Вы говорите о мисс Мартингейл?
– спросил он, потому что неожиданно доброе выражение лица повара заставило его усомниться в этом.
– Ну конечно! Она нынче утром устраивает скандал и уверяет меня, что достойна быть кондитером для вашего бала, милорд, а я, взглянув на нее, не верю этому, несмотря на ее очень миленькую булочную по соседству с нами. А когда вы увели ее из моей кухни, я подумал: ах-ха, вот и конец этой малышке. А потом она приносит мне блюдо пирожных, со стуком ставит его передо мной на стол и сердито уходит. Я гляжу на маленькие пирожные, которые она принесла, и думаю, что они довольно привлекательны на вид, но это еще ничего не значит. В конце концов - как это вы, англичане, говорите?
– убедиться, что пудинг хорош на вкус, можно, только попробовав его. И я с большим опасением попробовал пирожные.
– Ну и?
– сказал Филипп, чувствуя себя так, как будто входит в горящий дом с динамитом в руках.
– Вам они понравились?
Бушар сложил руки и блаженно вздохнул.
– Они великолепны, - с благоговением произнес он.
– Ее наполеоны хрустящие, но нежные. Ее профитроли выше всяких похвал. А ее эклеры… - Он поцеловал кончики своих пальцев.
– Это само совершенство.
Поняв, что под лестницей больше не будет шумных баталий, Филипп не мог не вздохнуть с облегчением. Любому человеку хочется покоя в своем доме.