Тайный брак императора: История запретной любви
Шрифт:
Император Вильгельм немедленно принял государя, который открыто заявил, что он не потерпит нападения на Францию. Престарелый Вильгельм с кроткой улыбкой ответил, что он об этом и не думает, но тотчас в суровых выражениях начал осуждать французское правительство и народ. При этом он сослался на своего канцлера, который подробно изложил Александру II причины неудовольствия, возбуждаемого Францией.
На следующий день Бисмарк в здании русского посольства был принят Александром II. Беседа длилась долго и имела решающее значение.
Простившись со своим посетителем, Александр II прошел в отведенную ему комнату. Верный своим скромным привычкам, он отказался
В этой комнате ждала его княжна Долгорукая. И он ей тотчас же передал содержание своего разговора с Бисмарком: "Бисмарк угостил меня своими запутанными рассуждениями, которые он уже изложил вчера Горчакову. Я дал ему высказаться. Но категорически предупредил его, что ни под каким предлогом не позволю напасть на Францию. Если я не сохраню нейтралитета, сказал я ему, Германия бессильна что-либо сделать. Так знайте же, я не останусь нейтральным… Тогда он попытался мне доказать, что Франция представляет опасность для германского народа, так как она слишком быстро оправляется. Нужно поэтому поспешить образумить ее до того, что она успеет восстановить свои военные силы. Он дошел даже до того, что сказал мне: "Сегодня еще мы без труда можем вступить в Париж. Скоро это сделается невозможным". Я прервал его, вновь повторив самым решительным тоном, что я никогда не допущу нападения на Францию. Он тут же начал мне клясться, что он лично не питает никаких воинственных замыслов… Не правда ли, я выбрал правильный тон для разговора с ним?"
В тот же вечер на придворном балу Александр II с полной искренностью заявил нашему послу, графу Гонто-Бирону: "Вы можете быть вполне спокойны, император уверил меня, что он не думает о войне, и он направит все свои усилия для сохранения мира".
Французский министр иностранных дел, герцог Деказ, осведомленный о милостивых словах царя, точно оценивал их значение. Он писал Гонто-Бирону: "Мы избегли страшной опасности. Нас хотели заставить разоружиться или подвергнуться новому нападению. Нам необходима была внешняя поддержка. Могли ли мы на нее надеяться? Старая Европа наконец пробуждается".
Обрадованный успешностью своей поездки и особенно тем, что ему удалось сохранить мир, Александр II вернулся в Санкт-Петербург. Его встретила там весна, прелестная на Русском Севере.
Июнь близился к концу, когда княжна Долгорукая вновь почувствовала себя беременной, в третий раз в течение четырех лет. 11 (23) марта 1876 года она родила сына, нареченного Борисом, который, однако, умер через несколько дней от детской болезни.
ГЛАВА V
Восстание на Балканах в 1876 году. — Возбуждение, вызванное этим восстанием в России. — Отвращение к войне у Александра II. — Александру II не удается избежать воины. — Пребывание Александра II в Кишиневе. — Приезд в Кишинев княжны Долгорукой. — Проливные дожди задерживают переправу русских войск через Дунай. — Военные успехи. — Радость в России. — Письма Александра II к Екатерине Михайловне: физическое и моральное отвращение Александра II к войне
В 1876 году Россию захватила националистическая горячка. Балканский полуостров был охвачен пламенем и залит кровью. От Дуная до Эгейского моря болгары, боснийцы, черногорцы и сербы в отчаянии пытались сбросить с себя турецкое иго.
Красноречие Аксакова, Самарина, Каткова, Тютчева взволновало общественное сознание и оживило идеи панславизма. В опьяняющей атмосфере Московского Кремля говорили лишь о Византии, о Царьграде, Золотом Роге, Святой Софии, завещании Петра Великого и об исторической миссии русского народа.
Приводили слова Аксакова, утверждавшего, что история России так же значительна, как Священное Писание, и что к ней должно относиться, как к житию святых. Вскоре все слои общества от дворянства до крестьян и от интеллигенции до купцов были охвачены националистическим бредом.
Немногие уцелели от этой заразы. Еще меньше было тех, кто открыто с ней боролся. Один из этих последних, князь Вяземский с изумительным ясновидением писал своему другу: "Все, что собираются делать для решения Восточного вопроса, кажется мне каким-то кошмаром. Неужели мы должны жертвовать нашей жизнью и кровью, а, быть может, также и нашим будущим для процветания сербов и болгар? Пусть сербы борются за сербов, болгары за болгар, русские за русских. Безумие — считать себя больше славянами, чем русскими. Религия тут ни при чем. Религиозная война — худшая из войн. Это нелепость и анахронизм. Нельзя турок осуждать за то, что Бог их создал мусульманами, и требовать от них христианских добродетелей. Это нелепо. Изгоните их из Европы, если вы это можете, окрестите их, если вы знаете, как за это приняться. Если же нет, то оставьте в покое и турок, и Восточный вопрос".
Эти взгляды совпадали с личными взглядами Александра II. Он много раз развивал их своим министрам. Он говорил о них и Екатерине Михайловне, прибавляя к этим политическим соображениям и признание своего непреодолимого отвращения к войне. Но воля даже самого могущественного самодержца ничто в сравнении с таинственными, глубокими, бессознательными импульсами, веками накопляющимися в душе народа.
Во второй половине марта 1877 года царь не смог более противиться общему желанию. Исчезали последние шансы на мирный исход. Переговоры между Санкт-Петербургом и Константинополем носили характер пустой формальности. Русские войска накоплялись в Бессарабии и на южной границе Кавказа. И теперь, когда жребий был брошен, надо было мужественно встретить испытание.
28 марта Александр II, производивший смотр войскам на юге России, писал княжне Долгорукой: "Из письма моего брата (великого князя Николая Николаевича, который должен был быть назначен главнокомандующим) я с радостью вижу, что войска смогут выступить, лишь только будет отдан приказ. Да поможет нам Бог и да благословит Он наше оружие! Ты лучше других поймешь, что я чувствую, ожидая начала войны, которой я так хотел избежать".
На следующий день Александр II вновь писал: "Я получил подтверждение отклонения протокола; но ни одного слова о приезде посла, что, вероятно, будет отклонено. Лишь тогда мы сможем определить время начала военных действий и обнародования манифеста. Признаюсь, что все это преследует меня, как кошмар".
С этого времени события идут быстрым темпом. 11 (23) апреля русский поверенный в делах Нелидов передал в Константинополь великому визирю объявление войны. В этот же день бессарабская армия под командованием великого князя Николая перешла Прут и направилась к Дунаю. Одновременно с ней кавказская армия под командой великого князя Михаила вступила в турецкую Армению. В четвертый раз за 68 лет двуглавый орел, унаследованный Московиею от Византии, нападал на Турцию.