Тайный брак императора: История запретной любви
Шрифт:
Какие невольные мысли, какие образы вставали перед ним и смущали его печаль?
Дальнейшие события вскоре ответили на эти вопросы.
Несмотря на звание фрейлины, княжна Долгорукая, конечно, воздержалась от присутствия на похоронах императрицы. Она осталась в Царском Селе.
Давно уже Александр II не возобновлял с нею разговоров о браке. Но она хорошо знала его и верила ему. Она не сомневалась, что рано или поздно, по истечении требуемого приличием срока, Александр II женится на ней.
На следующий день
25 июня (7 июля), ровно месяц спустя после того, как он похоронил императрицу, он неожиданно обнял княжну Долгорукую и сказал спокойно и серьезно: "Петровский пост кончится в воскресенье, шестого. Я решил в этот день обвенчаться с тобой перед Богом".
Самодержец до мозга костей, Александр Николаевич внутри себя вынашивал подготовку своих решений. Даже для самых приближенных и преданных ему людей он оставался непроницаемым. Он часто совещался с ними, но, выслушав их советы, он не высказывал, к какому решению он склоняется. Решения свои он высказывал в виде приказов. Его ближайшие друзья, граф Адлерберг и генерал Рылеев, узнали об его решении лишь 3 (15) июля. Придворного священника, отца Никольского, известили лишь в последний момент. Кроме них, никто не знал о предстоящем венчании.
Когда государь объявил о своем решении Адлербергу, этот последний изменился в лице. "Что с тобой?" — спросил у него Александр II. Министр двора пробормотал: "То, что мне сообщает ваше величество, так серьезно! Нельзя ли было бы несколько отсрочить?" — "Я жду уже четырнадцать лет. Четырнадцать лет тому назад я дал свое слово. Я не буду ждать более ни одного дня". Граф Адлерберг, набравшись храбрости, спросил: "Сообщили ли вы, ваше величество, об этом его императорскому высочеству наследнику-цесаревичу?" — "Нет, да он и в отъезде. Я скажу ему, когда он вернется, недели через две… Это не так спешно". — "Ваше величество, он будет очень обижен этим… Бога ради, подождите его возвращения". Царь коротко и сухо, своим обычным, не допускающим возражения тоном сказал: "Я государь и единственный судья своим поступкам".
Вслед за этим он отдал распоряжение об устройстве предстоящего венчания.
Венчание происходило 6 (18) июля в 3 часа дня в Большом Царскосельском дворце. Император, в голубом гусарском мундире, направился за княжной Долгорукой в маленькую комнату нижнего этажа, где обыкновенно происходили их свидания. Екатерина Михайловна только что при помощи своего друга, госпожи Ш., надела скромное светлое выходное платье; голова ее оставалась непокрытой. Поцеловав ее в лоб, царь просто сказал: "Пойдем". И он дал руку княжне, приглашая госпожу Ш. следовать за ними.
Были приняты меры, дабы никто из офицеров или из придворных слуг не заподозрил происходящего. Даже генерал Ребиндер, комендант императорской квартиры, имевший по своей должности право входа во все помещения, оставался в полном неведении.
По длинным коридорам Александр Николаевич и княжна Долгорукая прошли в уединенную комнату без всякой мебели, выходящую окнами во двор. Там уже находились протоиерей, протодьякон и дьячок. В середине комнаты стоял походный алтарь — простой стол, на котором находилось все необходимое для совершения обряда: крест. Евангелие, две свечи, венцы и обручальные кольца. Граф Адлерберг, генерал-адъютант Баранов и генерал Рылеев ожидали царя у дверей комнаты.
Служба началась тотчас же. Баранов и Рылеев, исполняя роль шаферов, держали венцы. За ними стояли госпожа Ш. и граф Адлерберг.
Протоиерей трижды повторил торжественные слова венчания, старательно упоминая каждый раз императорский титул супруга. Он исполнял при этом специальное приказание царя, сказавшего: "С Екатериной Михайловной венчается не просто Александр Николаевич, но император". И священник трижды повторил: "Обручается раб Божий благоверный государь император Александр Николаевич с рабой Божьей Екатериной Михайловной".
По окончании службы священник не решился обратиться к обвенчанным с обычными словами: "Облобызайтесь". Они не поцеловались и безмолвно удалились.
Теми же коридорами прошли они в комнаты княжны Долгорукой. Там Александр II своим обычным голосом попросил ее переодеться и совершить с ним прогулку в коляске. Обратившись к госпоже Ш., он прибавил: "Вы поедете тоже. Возьмите с собой двух старших детей".
Полчаса спустя он вернулся уже в темно-зеленой форме кавалергарда.
Все сели в коляску, государь с княжной на одной стороне, а против них госпожа Ш. с Георгием и Ольгой.
День был дивный, один из замечательных дней северного лета, чарующего мягкостью красок. Коляска въехала в тенистую дорогу, соединяющую Царскосельский парк с Павловским. Только тогда Александр II прервал молчание. Обратив к жене своей восторженный взгляд, он сказал: "О, как долго я ждал этого дня. Четырнадцать лет. Что за пытка! Я не мог ее больше выносить, у меня все время было чувство, что сердце не выдержит более этой тяжести".
Но внезапно его лицо приняло трагическое выражение: "Я боюсь своего счастья, я боюсь, что меня Бог слишком скоро лишит его".
После минутного молчания, он прибавил: "Если бы мой отец знал тебя, он бы тебя очень полюбил".
Потом, наклонившись к сыну Георгию и жадно глядя на него, он сказал: "Гого, дорогой мой, обещай, что ты меня никогда не забудешь".
Ребенок, не понимая, не знал, что ответить. Но отец, умоляя, повторял: "Обещай мне, дорогой, обещай". Мать пришла на помощь, и Георгий ответил: "Обещаю тебе, папа".
Император был растроган, но внезапно его лицо вновь омрачилось. Тайная и важная мысль пришла ему на ум; он задумался и вновь умолк. Неожиданно он указал пальцем на своего сына и, внутренне сдерживаясь, прошептал: "Это настоящий русский, в нем, по крайней мере, течет только русская кровь".