Тайный любовник
Шрифт:
Потрясенная Софи прижала к губам руку в перчатке. Она чувствовала его боль, несмотря на свое стремление отгородиться от нее. Не хотела прощать или понимать его, но жалость и сочувствие оказались сильнее.
– Значит, – сказала она, – остались лишь ты и Джек?
– Только Джек и я.
И Джека точила изнутри та же болезнь, что унесла в могилу его отца. Она подошла к Коннору, обняла его, хотел он этого или нет – она повиновалась порыву души, – но он опустился на колени и принялся сгребать с ближайшей могилы опавшие листья. Поколебавшись, Софи присела рядом с ним и принялась делать
Они работали молча, и, когда привели в порядок все могилы, он не сказал ни слова, лишь недолго постоял, опустив голову, потом круто повернулся и пошел к выходу с кладбища.
Она нагнала его перед узкой улочкой в ухабах и лужах, загаженной собаками и лошадьми, по сторонам которой стояла горстка накренившихся домишек. Как потом выяснилось, это была главная улица Тревитила. Он смотрел из-под ладони влево, и, проследив за его взглядом, она поняла, что Коннор смотрит на последний дом на этой улице.
– В этом доме я вырос, – с грустью сказал он, указывая на дом, вернее, домишко: маленький, уродливый, крытый камышом и сложенный из серого камня. Без сада и даже без палисадника. Низенькая дверь выходила прямо на улицу. Он посмотрел на Софи, словно ожидая от нее каких-то слов, и ей не понравилось то, как он скривил губы, когда она промолчала.
Навстречу им, постукивая палкой, семенила старушка в черном платье. Софи решила, что она слепая. Голова старушки была опущена, и она так и прошла бы мимо, не окликни вдруг Коннор ее.
– Миссис Грегг?
Она остановилась.
– Что такое? – спросила она, хмуро посмотрев на него. – Кто вы?
– Я Коннор Пендарвис. Помните вы меня?
– Коннор? – Старушка оказалась не слепая. Ее морщинистое лицо неожиданно расплылось в приятной улыбке. – Малыш Кон, умница Кон. Ну, конечно, помню. Мой Малком научил тебя всему, что знал сам, а потом ты уехал. Скажи, пошла тебе на пользу его наука?
Коннор смущенно засмеялся.
– Нет, не очень.
– Малком-то умер, слыхал? Уж восемь лет прошло.
– Знаю. Я очень сожалел, когда узнал, миссис Грегг.
Она кивнула.
– Никого не прислали на его место. Приезжает священник из Труро каждое второе воскресенье, читать проповедь. Дом викария обветшал, совсем не годится для жилья. Пришлось мне с племянником поселиться там.
Он пробормотал что-то сочувственное. Софи связала услышанное с тем, что когда-то рассказывал Коннор, и поняла, что старушка – вдова того священника, что научил Коннора читать и писать, кто подарил ему книгу о чудесном мальчике.
– Слыхал, рудник закрыли? Коннор кивнул.
– Джек мне рассказывал.
– Заодно поставили крест и на деревне. Ничего от нее не осталось, не то что прежде. Мы все ждем, покуда не перемрем. Кто это с тобой? – спросила она без паузы и повернулась взглянуть на Софи.
– Простите, не познакомил вас. Это моя жена.
Софи взяла сухую старческую руку в обе ладони и пробормотала, что рада встрече с ней.
– И мне очень приятно. – Миссис Грегг строго посмотрела на Коннора. – А ты говоришь, что все твое учение ничего не дало.
– Я был не прав, – признал Коннор, улыбаясь.
– Так зачем ты приехал сюда? – спросила она. – Проведать могилы? – Он кивнул. – Да, а больше тебе
Старушка неожиданно распрощалась с ними – чтобы не расплакаться, как предположила Софи, – и они смотрели вслед маленькой темной фигурке, ковылявшей по улице, пока она не скрылась за углом. В подавленном настроении они вернулись к коляске, которую оставили возле старой запущенной церкви. Коннор помог Софи сесть, и они неторопливо выехали из деревни и повернули на север.
– Давай не будем возвращаться в Труро, – внезапно предложила Софи.
– Что?
– Поедем на юг, Кон. Я хочу увидеть побережье.
В эту минуту они подъехали к перекрестку. Почему-то именно сейчас она подумала, что не помнит, когда Кон последний раз улыбался.
– Так и сделаем, – кивнул он и свернул на дорогу, ведущую к морю.
Они прибыли в Лизард, самую южную точку графства. И всей страны тоже, сказал ей Коннор с гордостью уроженца Корнуолла, а она притворялась, что слышит об этом впервые. Крохотная гостиница называлась «У Кроула» – по имени владельца, как их уверили, в противовес распространенной моде называть единственную гостиницу так же, как городок. Разместив багаж в номере, чьим единственным достоинством был балкон, с которого открывался чудесный вид на Ла-Манш, они, по обоюдному согласию, пошли погулять на утесы. Свежий сильный ветер, дувший с запада, бодрил, наполнял новыми силами. Софи стояла на краю мыса над бухтой Кайнанс, а ветер трепал ее юбки и волосы, вышибал слезу. Она закрыла глаза и представила, что он уносит все ее печали и сожаления, все ее несчастья. Если бы они могли все начать заново! Она так часто повторяла эти слова, что они превратились в заклинание. Но беды не уходят по одному нашему желанию, да еще мешало то, что она ничего не могла забыть.
И все же она не отняла руку после того, как Коннор помог ей перелезть через камни, завалившие тропу. Всякий, кто увидел бы их сейчас, решил, что они – двое влюбленных. Принял бы их за молодоженов, проводящих медовый месяц у моря. Правда, мало кто мог видеть их; путешественников, что приезжали сюда полюбоваться разноцветными прожилками на скальных откосах или полазить по пещерам, почти не было, поскольку лето кончилось. Но они оказались в проигрыше, потому что на подветренной стороне скал солнце палило, как в июле.
Было время отлива. Они обнаружили бухточку, защищенную от ветра грядой черных скал, торчащих из моря, как кривые зубы, и уселись на мягком теплом песке, любуясь набегавшими волнами. Пышные облака проплывали по небу, такому же пронзительно синему, как море. Коннор лежал на боку, подперев рукой голову. Его неподвижность и отрешенный взгляд не давали Софи наслаждаться великолепием окружающего пейзажа, потому что его печаль она переживала как свою. Ей хотелось оградить его от скорбных мыслей, развеять их, но как это сделать, она не знала. Безумием было даже желать этого.