Тайный советник императора Николая II Александровича
Шрифт:
– Увы, кроме выкупа земли государством иного пути я не вижу. Разве что на юге и по окраинам, там могут быть такие экономии. Но государь считает, что сначала надо производство сельхозтехники организовать, чтобы преимущества крупных хозяйств стали очевидны.
– Да, и впрямь капитальный прожект… Этак вы половину людей с земли сгоните. И куда их?
– Нам надо строить промышленность, индустрию. Заводы, шахты, электростанции. Понадобятся рабочие, и много. Лучших – туда. А кто похуже – пусть хоть каналы роют. Из Дона в Волгу, с Балтики в Белое море.
– Значит, крестьянский
– Всему своё время. Теперешняя община только тормозит любые изменения, консервирует бедность. Впрочем, если получится у крестьян артели организовать и совместно землю обрабатывать техникой – я бы приветствовал. Только не очень в это верю.
– Да, тут я с вами согласен… Сами по себе крестьяне… Вообще-то, я не собирался это с вами обсуждать, но увидел вас… Уж больно вы молоды, а вдруг и суждения ваши незрелые? Земельный вопрос тяжёлый, но вы, кажется, не фантазии предлагаете, а дело. Получается, можно с вами разговаривать. Вы проявили интерес к господину Ульянову. А много ли вы о нём знаете? Например, его брат…
– Да, Александр Ильич. Трагическая история. Его ведь повесили? А Владимир Ильич – да, кое-что знаю, и даже что-то читал. Вот он как раз человек деятельный, трудоспособный, практичный. А главное – лидер, люди за ним идут охотно, даже любят его. Он бы многое мог сделать, будь он на нашей стороне.
– Но он не на нашей. Человек это опасный, несмотря на молодость уже влиятельный в своих кругах.
– Я бы многое дал, чтобы сделать его министром юстиции. А со временем, возможно, и премьером. Это тот самый человек, который может один изменить судьбу страны.
– Если государь ему позволит. Что совсем на него не похоже. Такие люди – от них много беспокойства.
– Как бы нам от этих людей не получить большое беспокойство.
И тут в двери показалась голова Глаши:
– Барин, обед-то не подавать пока?
– Глаша, ты видишь, у нас высокий гость. Как хочешь, но надо нас обоих покормить.
Голова Глаши кивает, и исчезает. Хорошая реакция на неожиданную ситуацию: ни возражений, ни ступора. Сразу выполняет. Через минуту появляются Глаша и Еремей, они несут по тарелке супа, хлеб, приборы, салфетки. Плеве умело заправляет салфетку, и без капризов начинает есть. Гороховый суп неплох, но по мне жирноват. Зато хлеб хороший, хрустящий багет.
– Так вы, Сергей Михайлович, не против отобедать с сатрапом? Или это только непублично? Как вы вообще к нам относитесь, к полиции?
– Надеюсь и публично с вами поработать. А полиция… как же без неё? Где это вы видели цивилизованную страну без полиции? Вот дикари – да, живут без полиции. А времена сейчас такие наступают, что придётся нам и усиливать полицию.
– Хорошо, хорошо. И как же усиливать? Ассигнования? Больше городовых?
– Я бы предложил создать отряды особого назначения. Нас вскоре ждут массовые выступления, как с ними бороться? Или, скажем так, проводить их цивилизованно? У городовых свои задачи, и их мало, и не привыкли работать вместе против толпы. Казаки могут пригодиться, но они здесь чужие, и не с любой задачей справятся. Нужны отряды полиции с дубинками, щитами, в шлемах. И чтобы умели слаженно работать. Ещё – барьеры сделать переносные, и цепи с замком, эти барьеры сцеплять. Тогда задачу «не пущать» решить можно – барьеры на пути, за ними отряд с дубинками. И этот отряд может просто сомкнуть щиты и не пустить.
– Красиво, как витязи со щитами каплевидными. А послы европейские что скажут?
– Тоже станут перенимать. Но щиты лучше прямоугольные, как у римлян. Ещё – пару отрядов таких волкодавов, которые могут брать вооружённых преступников. По одному здесь и в Москве. Разумеется, без ассигнований не обойтись, но нам сейчас революция грозит, так что…
Тем временем густой наваристый суп съелся, и Глаша вносит второе – свиные отбивные с тушёной капустой. И снова – довольно вкусно, но жирновато. Надо будет ей втолковать.
– Сергей Михайлович, известны ли вам инициативы господина Зубатова в Москве и отца Гапона здесь? Как вы к ним относитесь?
– Да, наслышан. Я не против, даже одобряю инициативу – люди пытаются что-то сделать, подойти с умом. Но – тут важно правильно действовать с другой стороны. Вот представьте себе – идут рабочие к Государю во главе с отцом Гапоном. Просят послаблений, то, сё, даже 8-часовой рабочий день. А что им ответит Государь? На ваш взгляд – что?
– Я бы предположил… Думаю, он не станет с ними разговаривать. Возможно, уедет.
– Да. И что тогда толку от деятельности отца Гапона? Один вред. Вот если царь батюшка выйдет к народу, скажет ласковое слово, а главное – и послабления даст, хоть что-то, тогда дело другое.
– Сейчас к народу не больно-то выйдешь. Террористы.
– Да. И больше опасаться надо не Государю, а именно вам, Вячеслав Константинович. Вы бы подумали о комплексе мер, возможно, хорошие телохранители…
– У вас-то откуда сведения? Уж не с той ли стороны?
– Не знаком с ними ни с кем. Нет, сведения не оттуда. Лучше не спрашивайте.
В этот напряжённый момент появляется Глаша с пирогом. Круглый пирог с пиццу размером, но с красной начинкой, не пойму, из чего. Уносит тарелки, и тут Еремей тащит чайник и кружки. Наливает нам чай, я разрезаю пирог. На вкус сразу становится ясно, что пирог с перетёртой клюквой. А вместо чая – отвар шиповника. Сразу вспоминается старец Михаил. А ведь прошло всего… Меньше недели! И вот, вместо старца, с министром внутренних дел сижу.
– Сергей Михайлович, я ведь, признаться, предположил, что у вас есть проект, подобный проекту Зубатова. Но, кажется, вы господина Ульянова намерены по-другому использовать?
– Да, Вячеслав Константинович. Планы большие, вот вы по земельному вопросу спросили, это уже большая работа. Тут я надеюсь на Столыпина Петра Аркадьевича, что он поможет. А ещё важнее развитие промышленности и производство техники, военной и гражданской. Кто этим займётся, кто справится? Нужны люди, а таких, как господин Ульянов… Не то, что мало, боюсь, и вовсе больше нет.
– Ну, вы преувеличиваете. Какой-то помощник присяжного поверенного… Пусть даже умный. Но есть ли у него хоть какое-то понятие о чести?