Тайный сыск генерала де Витта
Шрифт:
Весной 1811 года сильный пожар выжег Тульчин и Немиров. В ликвидации последствий этого бедствия Софья Потоцкая проявила завидную энергию. Она сама руководила новой застройкой, оплачивала поставки строительных материалов, выдавала продукты, помогала крестьянам деньгами, заслужив всеобщее признание, после чего местные крестьяне звали её только «матушкой».
В 1820 году в клане Потоцких происходит очередной скандал. Сын Мечеслав, посчитав, что пришло время взять в свои руки управление отошедшей к нему недвижимостью, поднял бунт против матери и изгнал её с дочерью Ольгой из тульчинского имения.
В ответ на это возмущенная Софья распространила манифест,
Сын в долгу не остался и в своем контрманифесте объявил мать известной всей Европе блудницей, указав, что ему, как сыну, отец отделил долю в имуществе. В ответ на это Софья пожаловалась императору Александру, он хотел было сослать скандалиста в Тобольск, но противостоящие стороны к этому времени сами погасили конфликт.
После этих событий Софья некоторое время прожила в Немирове, у сына Болеслава, затем перебралась в Умань, откуда — уже больная — вместе с дочерью Ольгой отправилась в Петербург на очередные имущественные споры с пасынками и за спасительным банковским кредитом.
Спустя ещё несколько лет Софья Витт-Потоцкая вместе с шестнадцатилетней Ольгой переехала в Петербург. К этому времени Софья была уже тяжело больна. По некоторым свидетельствам, у неё был рак матки. Ольга каждый день навещала мать в петербургской больнице. Софья составила завещание, в котором, прежде всего, учла интересы сына Александра, служившего штабс-ротмистром конного полка, и дочерей Софьи и Ольги. Исполнителем своей последней воли она назначила петербургского губернатора Милорадовича.
Узнав о тяжелой болезни матери, в столицу приехали старшие сыновья Софьи — Иван де Витт и Александр Потоцкий. Затем, по рекомендации немецких врачей, Софья едет в Берлин. Чувствуя, что силы окончательно покидают её, а жизнь с каждым днём уходит, она просит своих детей приехать к ней. Эта встреча была последней радостью в её жизни. Перед смертью Софья написала завещание, в котором разделила поровну своё состояние между всеми детьми, исключая Мечеслава, оставив 60 миллионов рублей деньгами и огромное имение. 12 ноября 1822 года блистательной Софьи Глявоне (Клаврон) — Челиче-Витт-Потоцкой не стало, она завещала похоронить себя в любимой Умани. Вместе со смертью некогда блистательной красавицы ушла в небытие целая эпоха.
Чтобы миновать неизбежную в то время волокиту на уровне первых лиц государств, дети умершей поступили достаточно смело. Тело Софьи было забальзамировано, после чего её нарядили в красивое платье, посадили в карету, вложив в одну руку букет, в другую веер и, таким образом, перевезли «спящую» пани через границу.
В Умани её искренне оплакивали все, ибо последние годы своей жизни Софья много занималась благотворительностью. Когда ночью гроб с телом женщины везли к месту её последнего упокоения, на расстоянии 10 верст при большом стечении народа по дороге были расставлены бочки со смолой, куда окунали факелы и зажигали, освещая дорогу. За гробом шли пятьдесят священников.
Тело Софьи Потоцкой положили в подземелье церкви, выстроенной около парка «Софиевка», где оно покоилось до 1838 года, после чего её дочь Ольга Нарышкина, унаследовавшая после матери местечко Тальное, перенесла её прах в крипту местной Троицкой церкви. В 1846 году храм перестроили из камня. После 1917 года он был переоборудован под хозяйственные цели, но гробниц в подземелье никто не трогал. До сегодняшнего дня там покоятся останки
Один из биографов прекрасной фанариотки сказал о её жизни так: «Жизнь Софьи Потоцкой, женщины невиданной, почти невозможной красоты, была подобна огню. Она горела, обогревала и обжигала, она манила, завораживала, вдохновляла, покоряла и оставляла пепел от сердец, посмевших прикоснуться к ней своей любовью». Наверное, лучше сказать уже невозможно!
ОТ КРЫМА ДО ОДЕССЫ
Вскоре после окончания Венского конгресса Иван Осипович де Витт отправляется в Париж, где до июня 1816 года служит в качестве генерала по особым поручениям при командующем русским оккупационным корпусом во Франции графе Воронцове. Круг обязанностей у Витта всё тот же — разведка и создание агентурной сети. За время службы во Франции граф сближается с Воронцовым. Там же, в Париже, де Витт присутствует на свадьбе своего командира и друга. 20 апреля 1819 года граф Воронцов вступил в брак с полуполькой графиней Елизаветой Ксаверьевной Браницкой, дочерью обер-гофмейстерши графини Александры Васильевны Энгельгардт, племянницы Потемкина.
Почти в это же время в Петербурге была сыграна другая свадьба. Любимец императора Александра и сводный брат Ивана Осиповича генерал-адъютант Станислав Потоцкий венчался браком с сестрой Елизаветы Ксаверьевны Екатериной Браницкой. Таким образом, отныне де Витт становился хоть и не кровным, но все же родственником семьи Воронцовых. Женитьба Воронцова на Браницкой тоже будет иметь самое непосредственное отношение к судьбе нашего героя в дальнейшем. Что же касается отношений Воронцова и де Витта, то дружба будет связывать их обоих до самой смерти Ивана Осиповича.
Во Франции де Витт первым забил тревогу по поводу того, что молодые гвардейские офицеры оказались весьма подвержены влиянию идей Французской революции и мирового масонства. Однако голос опытного разведчика тогда услышан не был. К информации де Витта отнеслись даже с некоторой брезгливостью. В офицерских кругах царили нравы ещё иных, рыцарских эпох, а потому слежка, подслушивание и информирование откровенно презирались. Что касается де Витта, то он придерживался совершенно иного мнения, исповедуя старое иезуитское: «Цель оправдывает средства». А потому, несмотря на упорное нежелание верховной власти видеть надвигающуюся угрозу, он на свой собственный страх и риск продолжает следить за масонскими связями вольнодумцев в мундирах.
Помимо огромной работы по обустройству и функционированию Южных военных поселений де Витт активно занимается и столь любимыми им тайными операциями. Старый недруг де Витта А. Ланжерон признает: «Витт очень полезен для такой (тайной. — В.Ш.) службы, но, вероятно, многие не захотели бы оказаться на его месте за любую цену». Но почему оговорка «не захотели»? Вариантов здесь может быть только два. Первый: господа дворяне не желали заниматься «неблагородными» тайными операциями. Второй: немногие вообще могли бы заниматься тайными операциями на столь высоком уровне, как де Витт. Впрочем, думается, что Ланжерон имел в виду первый вариант. Причина? Дело в том, что Ланжерон был одним из самых видных масонов Юга России. Безусловно, он прекрасно знал об антимасонской деятельности де Витта и о том, что граф прекрасно осведомлен тайной деятельности Ланжерона. Всё это, разумеется, не могло вызывать у Ланжерона положительных эмоций в отношении де Витта.