Тайный воин
Шрифт:
— Армра дукатх? — тихонько позвал он.
Аркониэль быстро осваивал ее язык и постоянно говорил на нем, хотя Лхел и дразнила его, утверждая, что его акцент толще, чем холодный бараний окорок. И он выучил настоящее имя ее народа. Они называли себя «ретха ной», «мудрые люди».
Ответа он не дождался, слышался лишь тихий перестук голых ветвей дуба. Решив, что Лхел вышла по надобности, Аркониэль снова откинулся на подушки, хотя ему и не хватало ее горячего обнаженного тела рядом. Но сон не шел, а Лхел все не возвращалась.
Скорее
Да и сейчас небо было чистым. Полная луна сияла среди звезд, как новенькая монетка, такая яркая, что Аркониэль мог бы рассмотреть при ее свете рисунок на подушечках пальцев. Лхел говорила, что полная луна крадет тепло дня, чтобы набраться света, и Аркониэль был готов в это поверить. От его дыхания в воздух вылетали серебристые облачка и тут же превращались в россыпь крошечных кристаллов.
Следы маленьких ног уходили к источнику. Дрожа от холода, Аркониэль нашел свои башмаки и пошел в ту сторону.
Лхел сидела на корточках у края воды, пристально всматриваясь в небольшой круг воды в середине озерца. Завернувшись до подбородка в новый плащ, подарок Аркониэля, она держала левую руку над водой. Согнутые пальцы Лхел не оставляли сомнений, что она творит чары призыва. Аркониэль остановился в нескольких ярдах, чтобы не потревожить волшебницу. Чары требовали некоторого времени, в зависимости от того, кого именно пыталась увидеть Лхел. Аркониэль мог разглядеть лишь мягкую серебристую рябь на поверхности черной воды, но глаза Лхел светились, как у кошки, когда она всматривалась в пространство перед собой. Тени заполнили морщины вокруг ее глаз и рта, выдавая возраст Лхел так, как не удавалось яркому солнцу. Лхел всегда утверждала, что не знает, сколько ей лет. Она говорила, что ее народ считает возраст женщины не по годам, а по сезонам ее утробы: маленькая девочка, способная рожать женщина, старуха. А у нее, хотя она и не была молода, еще продолжался естественный лунный цикл.
Немного погодя она подняла голову и посмотрела на Аркониэля без особого удивления.
— Что ты делаешь? — спросил он.
— Мне присниться сон, — ответила она, встав и разминая онемевшую поясницу. — Кто-то приходить, но я не рассматривала кто, вот и приходить сюда.
— А в воде увидела?
Она кивнула и взяла его за руку, увлекая назад, к дубу.
— Чародеи.
— Гончие?
— Нет, Айя и еще кто-то, не знаю. Вокруг него облако. Но они идут видеть тебя.
— Я должен вернуться в замок?
Улыбнувшись, она погладила его по щеке.
— Нет, время еще есть, а я слишком замерзать, чтобы лечь в постель одна. — Годы вновь как будто смыло с ее лица, когда она просунула руку под одежду Аркониэля и холодными пальцами коснулась низа его живота. — Ты оставаться и согревать меня.
Аркониэль вернулся в замок на следующее утро, ожидая увидеть во дворе взмыленных лошадей. Но Айя не приехала ни в этот день, ни на следующий. Недоумевая, он оседлал коня и отправился по горной дороге искать Лхел, но ведьма не показалась ему.
Прошло уже больше половины недели, прежде чем ее видение стало явью. Аркониэль как раз работал над чарами превращения, когда услышал со стороны дороги, проложенной по реке, звон колокольчиков на санях. Узнав эти высокие звуки, он вернулся к работе. Это была всего лишь дочь мельника, каждый месяц привозившая все необходимое для кухни.
Он все еще бился над сложностями превращения каштана в нож для разрезания писем, когда его отвлек стук дверной задвижки. Никто не смел его тревожить в это время дня.
— Тебе бы лучше спуститься вниз, Аркониэль, — сказала Нари. Ее обычно безмятежное лицо омрачила тревога, руки, спрятанные под фартуком, сжались в кулаки. — Приехала мистрис Айя.
— Что случилось? — спросил он, спеша вслед за Нари к лестнице. — Она здорова?
— О да, с ней все хорошо. А вот о женщине, которую она привезла с собой, я бы так не сказала.
Айя сидела на скамье у очага в холле, поддерживая согнутую, скорчившуюся фигуру. Незнакомка была укрыта плащом, но Аркониэль рассмотрел край темной вуали, высунувшийся из-под глубокого капюшона.
— Кто это? — спросил он.
— Думаю, ты помнишь нашу гостью, — тихо сказала Айя.
Женщина подняла вуаль затянутой в перчатку рукой — и Нари тихо ахнула.
— Мистрис Ранаи? Ты… ты далеко забралась от дома.
Лишь однажды Аркониэль встречался с пожилой волшебницей, но ее лицо нелегко было забыть. Ранаи повернулась к нему пострадавшей половиной лица, шрамы бугрились светлыми восковыми гребнями. Зато уцелевшая половина выглядела мягкой и доброй, как лицо бабушки.
— Я рада снова видеть тебя, хотя и сожалею об обстоятельствах, приведших меня сюда, — сказала волшебница хриплым, тихим голосом. Ее узловатые пальцы дрожали, когда она снимала вуаль.
Столетия назад, во время Великой войны, эта женщина сражалась бок о бок с учителем Айи, Агазаром. Демон некромантов превратил ее лицо в эту ужасающую полумаску и искалечил левую ногу. Сейчас она казалась куда более худой и хрупкой, чем ее запомнил Аркониэль, и еще он заметил красные следы свежего ожога на ее правой щеке.
Когда они встретились впервые, он ощущал ее силу как сгусток молний, таких мощных, что у него вставали дыбом волоски на теле. Теперь же он едва улавливал ее энергию.
— Что с тобой случилось, мистрис?
Вспомнив наконец о хороших манерах, Аркониэль взял волшебницу за руку и предложил ей собственную силу. И ощутил легкий трепет в желудке, когда она приняла дар.
— Меня подожгли, — хрипло, с присвистом произнесла Ранаи. — Мои собственные соседи!
— Они наткнулись на патруль Гончих по дороге в Илани и просто взбесились, — пояснила Айя. — Гончие всем оглашали письмо, что любой городок, давший приют волшебнику-отступнику, будет сожжен дотла.