Тайный заговор
Шрифт:
Боясь, что Бродка и Зюдов приведут свою угрозу в исполнение и уйдут, старик закричал:
— Нет, нет, синьоры! Все именно так, как вы и предполагали!
Бродка снова опустился на стул.
— Что это значит? Вы можете выражаться яснее?
— Благодаря длительному разглядыванию картин я настолько хорошо их запомнил, как будто сам написал, — сказал Мейнарди. — Я помню все мельчайшие подробности, поэтому сразу заметил потемневшие ногти Мадонны. Когда я пригляделся к картине более внимательно, я пришел к выводу, что Рафаэля заменили копией. — Старик ненадолго умолк и поглядел на своих гостей.
Бродка и Зюдов напряженно прислушивались к его словам.
— Вы даже представить себе не можете, синьоры, — продолжил Мейнарди, — какой я испытал шок. И эта копия… она была превосходного качества. Искусственным образом состарена, трещины на поверхности полотна великолепно подделаны. Однако за сорок лет глаз настолько наметан, что от него не укроется даже изменение на крохотном волоске. После этого я решил тщательно рассмотреть остальные картины Рафаэля. — Мейнарди остановился.
— И каков был результат?
— Трудно сказать, — ответил смотритель, — но я почти уверен в том, что две-три других картины Рафаэля тоже являются копиями. Вы должны понять, что после своего открытия я был чересчур взволнован.
— Это должно означать, — задумчиво произнес Бродка, — что ватиканская мафия уже давно пользуется сокровищами музеев.
— Невероятно. — Зюдов покачал головой и поглядел на Мейнарди. — Синьор, вы готовы повторить то, что рассказали нам, перед судом?
Мейнарди пожал плечами. Он казался растерянным.
— Да кто же поверит такому старику, как я? Но это правда.
— Мы вам верим, синьор. И мы готовы подтвердить, что посланец ватиканской мафии по имени Титус передал вам фальшивые деньги.
На лице Мейнарди читалось недоверие.
— Титус — это не настоящее имя, — пояснил Бродка. — Его настоящего имени мы не знаем. Однако нам известно, где скрывается этот человек. Известно также и то, что он принадлежит к тайной организации, которая занимается сомнительными делами и которая находится в Ватикане.
— Боже мой! — в ужасе воскликнул Мейнарди. — Может, было бы лучше не связываться с этими господами и помалкивать? Вы так не думаете?
Бродка закатил глаза.
— Что ж, тогда вам придется смириться с мыслью о том, что вы проведете в тюрьме следующие десять лет своей жизни. Однако это ваша жизнь, синьор.
Наигранное хладнокровие Бродки произвело на старика довольно сильное впечатление. Что ему было терять? Сцепив пальцы с такой силой, что они побелели, он растерянно спросил:
— И что именно вы собираетесь сделать?
Зюдов ответил:
— Вне зависимости от того, будете вы говорить или нет, мы пойдем в полицию и сообщим, что стали свидетелями передачи денег в ресторане «Нино», что человека, вручившего вам двадцать пять миллионов лир, зовут Титусом и что он бывает у некоего Альберто Фазолино. Я уверен, что этого будет достаточно.
Мейнарди кивнул. Его злость на обманщиков была больше, чем страх.
— Я все расскажу, — произнес он.
— Нам нанять для вас адвоката? — спросил Зюдов.
Старик поднял руки, словно защищаясь.
— Синьор, у меня нет сбережений. Моей скромной зарплаты едва хватает на жизнь. Откуда мне взять деньги на дорогого адвоката?
— По этому поводу, — заявил Зюдов, — можете не беспокоиться.
Оба посетителя попрощались, пообещав вытащить Мейнарди из тюрьмы.
В это же время в Риме начался сильный весенний ливень. Жюльетт пришлось включить в машине свет. Дворники с трудом справлялись с потоками воды.
Она не обратила внимания на зеленую табличку с надписью «А 1», указывающую на север, и все время ориентировалась на белые таблички с надписью «центр». В результате она выехала на Виа дель Корзо и оказалась в глухой пробке.
Жюльетт начала нервничать — и не только потому, что опоздала. Добравшись наконец до места встречи на Пьяцца дель Пополо возле Цвиллингскирхе, которую знает любой иностранец, она поехала по правой стороне улицы и остановилась. Едва она притормозила, как дверь автомобиля распахнулась.
— Джульетта! — Клаудио швырнул дорожную сумку на заднее сиденье, затем сложил свой зонт, запрыгнул на переднее сиденье и неистово обнял Жюльетт. — Ты даже представить себе не можешь, как я обрадовался твоему звонку! Неужели я проведу с тобой несколько дней? Я взволнован, словно мальчишка!
— Это заметно, — улыбнувшись, ответила Жюльетт. Конечно, Бродка себя никогда так не вел, но разве не эта безудержность и способность действовать без оглядки, не задумываясь о последствиях, так восхищала ее в этом мальчике?
Тем временем Клаудио, уверенно отдавая команды, помог ей выбраться из города на кольцо автобана. Он снял с себя мокрую ветровку, прилипшую к его телу, будто вторая кожа, и разложил ее на заднем сиденье просохнуть. Такая же участь постигла рубашку, и вскоре Клаудио сидел рядом с ней с голым торсом.
Когда они оставили позади станцию на автобане, где нужно платить пошлину, Клаудио избавился от остальных вещей. Дождь прекратился, и Жюльетт открыла окна, чтобы ветер быстрее высушил одежду.
— Ничего ведь страшного? — невозмутимо спросил Клаудио.
Жюльетт не могла припомнить, чтобы когда-либо в своей жизни мчалась по автобану, а рядом с ней сидел голый мужчина, причем довольно привлекательный.
— Ничего, — смеясь, ответила она и вдруг добавила: — Наоборот!
Она схватила Клаудио за бедро, но уже в следующий миг смущенно убрала руку.