Тайный заговор
Шрифт:
Автострада между Орвьето и Ареццо с ее широкими полосами требовала от водителя меньшей концентрации, зато давала возможность подумать. Странно, но с Клаудио Жюльетт вела себя иначе, чем обычно. Одно его присутствие подталкивало ее на неразумные поступки; она говорила на языке, чуждом ей, и делала вещи, которые позже казались ей сомнительными. В чем же тут дело?
Хотя Клаудио был умным мальчиком, все их разговоры протекали как-то поверхностно, если не считать вечно повторяющихся признаний в любви, которыми Жюльетт наслаждалась, словно ароматом духов.
Когда они проехали двести километров и теплый ветер просушил одежду Клаудио, он снова оделся.
— Ты выглядишь довольно помятым, — со смехом сказала Жюльетт, — разве тебе больше нечего надеть?
Клаудио оглядел себя, затем посмотрел на Жюльетт. На ней был хорошо скроенный комбинезон с широким поясом, и даже за рулем автомобиля она выглядела элегантно. Ему внезапно стало стыдно, и он вынул из своей сумки новую футболку.
— Я знаю, ты стесняешься меня, — провоцируя ее, произнес он. — Элегантная хозяйка галереи и плохо одетый архивариус!
— Не говори глупостей! — отрезала Жюльетт. — Но если ты спросишь, кто мне симпатичнее — хорошо одетый мужчина или плохо одетый, то я отвечу, что хорошо одетый мне нравится больше.
— Я учту это! — пообещал Клаудио.
Когда Флоренция осталась позади и автострада свернула на север Апеннинского полуострова, где туннели перемежались узкими поворотами, их разговор прервался, каждый думал о своем. Клаудио любил Жюльетт больше всего на свете, и его мучили сомнения, не станет ли эта женщина для него недосягаемой. Сомнения Жюльетт касались в первую очередь ее самой: любовь или всего лишь пламя страсти притягивало ее к Клаудио? В тот миг ни Клаудио, ни Жюльетт не могли найти ответов на свои вопросы.
Так они добрались до Болоньи. Горный ландшафт сменился мягкими холмами, а вскоре перед их взором показались бесконечные равнины. Когда стемнело, Жюльетт предложила не прерывать поездку ночевкой в отеле неподалеку от автобана, как предполагалось вначале, а ехать до самого Мюнхена. Она беспокоилась о картинах, лежавших в багажнике: север Италии — не самая спокойная и безопасная местность.
В Мюнхен они въехали почти в полночь. Жюльетт направилась к «Хилтону», ибо была уверена, что там найдется свободный номер. Кроме того, здесь была возможность спрятать картины на хранение в сейф отеля.
— Но у тебя ведь есть дом, — удивленно заметил Клаудио. — Зачем же мы едем в дорогой отель?
— Потому что в том доме я глаз не смогу сомкнуть. А с тобой под боком так уж точно. Тебе, впрочем, не понять. — Жюльетт была не в настроении объяснять Клаудио, какие чувства охватывали ее, едва она переступала порог собственного дома.
Клаудио пожал плечами.
— Нет, я не понимаю этого.
В холле отеля на рояле играл Норберт. Увидев Жюльетт в сопровождении молодого человека, он оборвал недавно начатую игру парой громких аккордов и поспешил им навстречу.
— Жюльетт, какой приятный сюрприз! — воскликнул он, запечатлев на ее щеке поцелуй.
Ответив на его поцелуй, Жюльетт представила Норберту своего спутника:
— Это Клаудио, парень из Рима.
— Тот самый парень из Рима? — спросил Норберт.
Жюльетт кивнула.
Мужчины пожали друг другу руки.
Норберт хотел пригласить их выпить в баре, однако Жюльетт извинилась, сославшись на то, что они проехали тысячу километров и очень устали. В течение следующих нескольких дней у них будет достаточно времени, чтобы пообщаться.
После того как она определила свои картины в сейф отеля, а коридорный отнес чемоданы в номер, измученная Жюльетт повалилась на постель. Она была настолько измотана, что в одно мгновение уснула и проснулась только тогда, когда почувствовала руки Клаудио у себя на груди.
Невольно отстранившись от него, она сказала, не открывая глаз:
— Не сейчас, пожалуйста. Я и правда очень устала.
Кажется, Клаудио почувствовал, что за ее отказом стоит что-то еще, более глубокое. Спустя какое-то время, пока Жюльетт наслаждалась тишиной, он тихонько сказал:
— У тебя в этом городе много поклонников, правда?
Жюльетт открыла глаза и поглядела в лицо Клаудио, склонившееся прямо над ней. В его взгляде читалась непривычная серьезность.
— Конечно, — ответила она и улыбнулась, чтобы показать, что просто дразнит его. — Но если ты имеешь в виду Норберта, могу тебя успокоить: этого парня женщины не интересуют.
— Не верю, Джульетта. Судя по тому, как он на тебя смотрел…
Жюльетт рассмеялась.
— Неужели ревнуешь, а?
— Конечно, — ответил Клаудио. — Все итальянские мужчины ревнивы. Это у нас в крови. А что касается такой женщины, как ты, то тут итальянец даже голову от ревности потерять может.
— Ревность — это не что иное, как признание собственной слабости.
— Разве у Бродки никогда не было повода ревновать?
Жюльетт предпочла промолчать.
— В таком случае, он любит тебя не по-настоящему, — заявил Клаудио. — Любви без ревности не бывает. Если ты выйдешь замуж за итальянца…
— Замуж? — удивленно перебила его Жюльетт.
— Я хотел бы познакомить тебя со своей мамой, как только мы вернемся обратно в Италию, — сказал Клаудио. — А с Луизой, моей сестрой, ты наверняка поладишь.
Жюльетт вскочила и поспешно скрылась в ванной. Оказавшись внутри, она закрылась на задвижку и встала под холодный душ. Чувствуя, как вода бьет ей в лицо, она рассердилась на саму себя.
Минут через двадцать закутанная в полотенце Жюльетт вернулась из душа и, забравшись под одеяло, тут же уснула.
Совместный завтрак около десяти часов утра проходил необычайно молчаливо. Клаудио понимал, что зашел слишком далеко. А Жюльетт задавалась вопросом, зачем она все это делает. Ведь она была достаточно взрослой, чтобы понимать, что уединение двух людей — это нечто большее, чем просто секс.