Те, кто внизу. Донья Барбара. Сеньор Президент
Шрифт:
– Бог на моей стороне, иначе и быть не могло.
Она уже собралась составить план действий в связи с изменившейся обстановкой, как явился Бальбино Пайба:
– Слышали новость?
Молнией мелькнула в голове доньи Барбары догадка.
– В тотумском чапаррале убит Кармелито Лопес?
Бальбино искренне удивился, однако постарался придать своему голосу льстивое выражение:
– Черт побери! Никак не принесешь вам новость свежей. Как вы узнали?
– Мне сообщили об этом еще вчера вечером, – ответила она с загадочным видом, намекая на помощь
– Да, но вам не точно сообщили, – возразил Бальбино после короткой паузы. – Судя по всему, Кармелито не был убит, а умер естественной смертью.
– Гм! Разве удар ножом в спину или выстрел из засады в таком месте, как тотумский чапарраль, – не естественная смерть для христианина?
Бальбино так растерялся при этих словах, сказанных с многозначительной улыбкой, что, ухватившись за единственный, как ему казалось, способ выйти из затруднения, прикинулся, будто понял ее слова как признание в убийстве лусардовского пеона, и брякнул:
_ Что и говорить! Вам помогают силы, с которыми человеку трудно сладить.
Услышав намек на свои колдовские способности, донья Барбара резко и угрожающе сдвинула брови; но Бальбино, раз начав, уже не мог остановиться:
– Доктор Лусардо пыжится, все хочет покончить, как он говорит, с разбоем в саванне, а тут в тотумском чапаррале умирает Кармелито, и ветер уносит драгоценные перья, которые должны были дать деньги па альтамирскую изгородь.
– Вот именно, – подтвердила донья Барбара, снова принимаясь подтрунивать над ним. – В тотумских саваннах всегда ветрено.
– А перышки, они ведь легонькие, – добавил в тон ей Пайба.
– Что правда, то правда.
Некоторое время она с улыбкой смотрела па него и вдруг разразилась хохотом. Бальбино начал теребить усы, и этот жест выдал его. Донья Барбара захохотала еще громче, и он окончательно упустил стремена.
– Над чем вы смеетесь? – спросил он, явно уязвленный.
– Над твоей ловкостью. Приносишь мне старые новости, чтобы отвлечь внимание от своих собственных проделок. Лучше расскажи, чем ты занимался все эти дни, пока глаз сюда не казал.
Сказав это, она замолчала, наблюдая, как у Бальбино меняются цвет и выражение лица. Но едва он приготовился дать объяснение, – придуманное на случай, если придется оправдывать свою отлучку, – она перебила его:
– Мне уже рассказали про твои шашни с девчонкой из Пасо Реаль. Я знаю, что ты задавал там вечеринки с хоропо, которое плясали от зари до зари. Вот о чем тебе надо бы рассказать, плут ты этакий, а не приходить ко мне с новостями, которые меня не интересуют.
У Бальбино отлегло от сердца; но, оправившись от растерянности, он словно стал еще тупее и решил, что любовницу действительно волнуют лишь его амуры на стороне.
– Это клевета, наветы Мелькиадеса. Я уже заметил, что он шпионит за мной. Да, я провел два дня в Пасо Реаль, но я не устраивал вечеринок и ни в кого не влюблялся. К тебе в последние дни не подступиться, вот я и решил не торчать тут попусту
Он остановился, чтобы посмотреть, какой эффект произвело на нее это «ты», допускаемое лишь
– Откровенно говоря, я уже подумывал уехать отсюда не очень-то завидную роль ты отвела мне с появлением здесь доктора Лусардо.
Тщательно скрывая свой замысел, донья Барбара продолжала искусно разыгрывать ревнивую любовницу:
– Отговорки! Ты хорошо знаешь, каковы мои намерения в отношении доктора Лусардо. Но имей в виду, вам с девчонкой не удастся посмеяться надо мной. Я уже велела передать ей, чтобы она перестала умасливать тебя, не то дождется от меня тумаков.
– Уверяю тебя, это клевета! – продолжал оправдываться Бальбино.
– Клевета или не клевета, а я сказала: смеяться над собой я не позволю никому. Так что поостерегись ездить в Пасо Реаль!
Она повернулась к нему спиной и вышла, говоря себе: «Он и не видит ямы, в которую ему предстоит свалиться».
В самом деле, оставшись один, Бальбино пустился в такие размышления:
«Прекрасно! Все идет как нельзя лучше. Одним камнем я убил двух птичек. Во-первых, вечеринки в Пасо Реаль позволили мне, не вызывая подозрений, побывать в Эль Тотумо. а во-вторых, вернуть эту заблудшую к своей кормушке. Снова я стану петь петухом на дворе Эль Миедо. Но теперь я знаю, чем ее можно пронять, теперь ей не удастся заставить меня просить. А ловко я обделал дело! От Рафаэлито не осталось и следа: что не успел проглотить кайман, доели хищные карибе Ченченаля, – и теперь только на него может пасть подозрение в убийстве брата и краже перьев. А пока суд да дело, перышки полежат себе под землей, я выжду время, а там без хлопот сбуду их. А тут, глядишь, и в Эль Миедо отношения наладятся».
В соседней комнате донья Барбара говорила себе:
«Бог должен был помочь мне. Едва я задумалась, кто убийца, как является этот дурень и выдает себя с головок. Теперь десять потов сгоню с него, а узнаю, где он прячет перья. Мне бы только заручиться уликами, тут же свяжу его и передам доктору Лусардо, – пусть делает с ним что хочет».
Она была готова на все: и отступиться от привычной деятельности, и изменить образ жизни. Сейчас ею руководил но преходящий каприз, а страсть – поздняя, осенняя и неистовая, как все другие ее страсти. И это не было только любовной тоской – это была жажда обновления, любопытство перед новыми формами жизни, стремление сильной натуры проявить скрытые, недооцененные возможности.
– Я буду другой, – твердила она. – Я устала от себя самой, я хочу быть другой, хочу узнать иную жизнь. Не так уж я стара и могу все начать заново.
В таком настроении два дня спустя под вечер, недалеко от дома, она увидела Сантоса Лусардо, возвращавшегося из Гражданского управления.
– Подожди меня здесь, – сказала она Бальбино, которого теперь не отпускала от себя ни на шаг, и, взяв напрямик через ноле, отделявшее ее от дороги, поехала навстречу Лусардо.
Поздоровавшись легким наклоном головы, без улыбки и излишней приветливости, она спросила в упор: