Те, кто выжил
Шрифт:
Дышать получалось с судорогами, с болью, с темнотой в глазах. Вкус крови во рту, резкая боль в прокушенной губе.
Они ее убили. Она добралась сюда со мной через весь мир, а они ее убили. Ни за что. Они убили Сэма, они убили малолетнюю художницу. Они заманили ее обещанием найти ее мать, скорее всего давно погибшую, и когда не получилось захватить, убили.
Я накрыл ей лицо ладонью, закрывая глаза, и отдернул назад, словно ожегшись: на лице остался кровавый отпечаток. Судорожно схватив из сумки тампон, плеснул на него спиртом из пластикового баллончика, начал оттирать следы красного с
– Нет.
Я потянул из-под сиденья рюкзачок-«мародерку».
– Нет, этого не будет, – сказал я, глядя в мертвое лицо девушки. – На ту сторону я тебя не отпущу, оставайся с людьми.
В руках у меня оказался пистолет с деревянной рукояткой и длинным четырехгранным стволом. Оттянул легкий затвор, увидел, как в казенник скользнул маленький патрон с серой пулькой. Зажмурился до огненных кругов, собираясь с духом сделать то, что сделать надо. Обязательно надо – так нельзя, нельзя дать ей вернуться оттуда, где она сейчас, нельзя!
– Прости, прости, пожалуйста, – пробормотал я, приставил ствол к маленькому уху, тоже испачканному кровью, и нажал спуск. – Нельзя по-другому, поверь мне, ты поймешь, поймешь обязательно.
Я похоронил Дрику за одной из теплиц, выкопав могилу в рыхлом грунте. Ни албанцы, ни мертвяки не побеспокоили меня, пока я рыл яму, пока укладывал в нее завернутое в желтый брезент тело девушки, удивительно, нереально легкое, почти невесомое. Уже в яме я откинул брезент, посмотрел в ее спокойное лицо. Я сделал для нее, что смог, отмыл всю кровь, даже переодел. Положил на грудь ее «глок», сложив поверх него руки в перчатках. Она погибла в бою, как воин, пусть так и покоится.
Во мне словно все замерло, замерзло, умерло. Я закапывал могилу, бросая мокрую землю размеренно, монотонно, словно автомат. Эти люди словно что-то убили во мне, что-то сломалось, я это чувствовал ясно и твердо. Только сейчас я понял, что она для меня значила. Значила с того момента, как я ее подобрал в Юме, – эта молодая, серьезная и такая хорошая девушка. Не говоря себе этого вслух, я ее словно удочерил, и теперь они убили моего ребенка. Ребенка, который спас мне жизнь не один раз, и этого я тоже не забыл. Они убили моего ребенка, они убили моего единственного друга и при этом сами остались живы. Они, кажется, даже не пытались за мной гоняться. Зря. Надо было гнаться и обязательно догнать. И обязательно убить, потому что теперь им делать это поздно.
– Я с них получу за тебя, – сказал я, втыкая в могильный холмик самодельный крест, на скорую руку связанный из двух дощечек. – С процентами. Я с них с такими процентами получу, что вы с Сэмом будете хохотать там, где вы сейчас, глядя на них. За вас обоих получу. А потом я поеду домой.
Черпая ведром воду из дренажной канавы, я отмыл салон машины, спокойно, методично, даже равнодушно. Окрашенная кровью вода стекала на землю, я ощущал запах крови сквозь вонь солярки, которой вытекло немало из пробитых пулями дыр в танке. Я уже заделал эти дыры, забив в них деревянные чопики. Сэм наделал их заранее, предположив, что где-то мы и на обстрел можем нарваться. Как в воду глядел. Затем вымел осколки выбитых пулями стекол, уложил вещи.
Закинув в кабину кота, я завел «унимог» и выехал из тепличного лабиринта, попутно сбив заплутавшего мертвеца в рабочем комбинезоне. Колеса машины проехали по нему, грузовик покачнулся. Короткая дорога привела меня почти к самой деревне Рейпветеринг, которую я нашел по карте, но остановился я раньше, свернув на пустое фермерское подворье, где и загнал «унимог» в огромный сарай.
Вытащив кота из машины, я опустил его на землю и сказал:
– Пойдем, поможешь мне проверить место – нет ли тут кого мертвого.
Кот словно понял меня и пошел рядом, оглядываясь по сторонам и к чему-то прислушиваясь. Когда я вскрыл с помощью гвоздодера дверь в дом, он скользнул внутрь, что-то невнятно муркнув, а я вошел следом. Никого здесь не было – ни мертвых, ни живых. Люди уехали, что меня удивило: голландцы, говоря откровенно, народ жадный, так просто хозяйства не бросят. Потом я подумал и решил, что повлияло соседство. Жить рядом с албанской бандой решится или самоубийца, или желающий ишачить на них бесплатно. Вот люди подумали да и свалили, от греха подальше.
Потом мы с Тигром так же методично обошли все хозяйственные постройки и тоже не нашли никакой опасности. Я перетаскал из машины несколько сумок в дом, запер дверь на починенный засов, закрыл ставни первого этажа и сказал коту:
– Здесь пока поживем. У нас с тобой дела, нам посчитаться надо.
Открыв чехол с винтовкой М-25, я начал обматывать ее проволокой, подсовывая под нее пучки зеленой травы, которую принес со двора. Мне надо будет хорошо маскироваться.
5 июня, вторник, утро. Нидерланды, деревня Кааг
Я выехал из дома с рассветом, едва стало можно различать дорогу, не включая фары. Выехал на мотоцикле, не газуя и стараясь шуметь как можно меньше: не нужно мне лишнего внимания ни от кого. Добрался до теплиц, раскинувшихся по обе стороны от того шоссе, что проходило под каналом, затем свернул с дороги налево. Вскоре мотоцикл был упрятан в узком проезде, а я тихо и медленно двигался дальше в сторону канала, больше всего сейчас опасаясь нарваться на мертвяка в «режиме сна», неподвижного и бесшумного. За спиной у меня висела замотанная травой винтовка, а в руках пистолет, длинная труба глушителя которого словно ощупывала путь передо мной, а временами ей помогало пятнышко лазерного целеуказателя – при таком освещении лишним не будет.
Пистолет пригодился всего лишь однажды, уже за теплицами: из-за бортика круглого и плохо пахнущего бассейна очистного сооружения поднялся сильно обгрызенный мертвец, уставившись на меня своим жутким, каким-то неправильным взглядом. Пятнышко перескочило ему на переносицу, хлопнул негромкий выстрел, зомби завалился в траву.
Мне пришлось переплывать канал, сложив все свое имущество на надутую камеру, которую потом привязал поближе к берегу. Греб тихо, медленно, прислушиваясь, не раздастся ли где-нибудь звук мотора лодки. Лодок здесь было великое множество, больше, чем брошенных машин, – у каждой деревеньки по несколько десятков. Еще вчера, когда я размышлял над планом, был соблазн прихватить одну такую, но отказался от этой мысли.