Те Места, Где Королевская Охота [Книга 1]
Шрифт:
Товьяр остался без короля.
Королеву Криссу, повинную в супружеской измене, судили за измену государственную — ведь именно по ее вине королевство оказалось в позорном положении. Ее приговорили к пожизненному заключения в одном из отдаленных замков, определив прислугу всего–навсего в количестве тридцати человек. Там бы ей и провести спокойно долгие годы да скончаться от старости: замок находился в здоровой местности, а сама опальная королева была еще достаточно молода и не жаловалась на хвори. Однако не такова была Крисса. Опальная королева не пожелала смириться и возымела глупость потребовать справедливости у Имперского суда. В письме, адресованном самому Императору — право же, какой надо обладать наивностью, чтобы не понимать, что вся ее почта читается начальником охраны замка! — бывшая королева почти открытым текстом осмелилась намекать, что ее младший сын является незаконным сыном Императора. Возможно — вполне может быть и даже более чем вероятно, —
Пожалуй, люди грядущих веков могли бы и посочувствовать несчастной молодой женщине, вырвавшейся из полумрака махрийских гаремов в привольную, полную светских развлечений жизнь, и погубленной соблазнами. Однако люди, которые ощущали королеву Криссу своей современницей, еще не сошли в могилу, и были живы, как постоянный укор и напоминание, ее сыновья.
К чести этих молодых людей, следует заметить, что они приняли обрушившееся на них бремя материнского позора и последовавшего за ним бесчестия достойно и с выдержкой, подтверждавшей их благородное происхождение. Впрочем, оно и без того было несомненным, ибо королева Крисса, уронив своей изменой королевскую честь, не утратила все же достоинства, и если и делила королевскую постель, то лишь с людьми знатными, что бы там про нее не судачили. Другое дело, что любовниками ее были, видимо, не товьярские дворяне, ибо ни один северянин не оскорбил бы своего короля, прикоснувшись к его женщине. Дети Криссы, хотя и оказались незаконнорожденными, были все же аристократами по происхождению и королевичами по воспитанию. Сложное положение, в котором они оказались по вине матери, не давало им практически никаких шансов занять достойное положение в высшем обществе — они потеряли права на титулы, которые могли иметь, будучи законными детьми короля, и не могли рассчитывать на наследство со стороны матери, ибо махрийское общество относилось к бастардам как к отверженным.
Старший сын Криссы, выждав время, когда улеглись страсти, обратился к королевскому парламенту с прошением вернуть ему некоторые земли, которые не были получены им по праву рождения, а были подарены покойным королем ко дню его пятнадцатилетия. Рассмотрев просьбу, парламент счел возможным удовлетворить ее, ибо, несмотря на преступление матери, оба ее сына пользовались в королевстве и среди народа некоторой симпатией — им скорее сочувствовали, чем винили. Возвращенные земли давали их владельцу право на графский титул, и старший сын стал графом Тартесом. Обретя достойное имя, новоявленный граф Тартес обратился к Императору с нижайшей просьбой восстановить дворянское достоинство и младшему брату, и Император даровал мальчику титул графа Картенеда, поместье, освобождение от налогов, ежегодную пенсию и — одновременно — запретил обоим появляться в Столице. В высшем обществе это известие было расценено как высшее проявление милости государя к невинным жертвам преступления своей порочной матери, но отдельные слухи все же ползли по Империи…
В настоящее время сыновья Криссы доживали отпущенный им богами срок, окруженные вполне заслуженным уважением. Старший сделал себе карьеру на военном поприще, стал маршалом Империи и сейчас, будучи отставлен по здоровью, писал мемуары и читал лекции в Имперской Военной Академии (запрет братьям на появление в Столице был давно снят следующим восшедшим на престол Императором). Младший, граф Картенед, которому пресловутый запрет не дал, несмотря на его выдающиеся успехи в учебе, возможности получить образование в Имперском Университете, проявил невероятную энергичность и сумел добиться от королевского парламента значительных субсидий на основание в Товьяре университета, затратил кучу собственных денег, чтобы переманить в Товьяр видных ученых со всей Империи, и получил образование сообразно своим желаниям. Он слыл одним из энциклопедических умов своего времени: был организатором и руководителем нескольких естественнонаучных экспедиций на малоизведанный северо–восток Империи, принимал участие в организованных Имперской Академией Наук раскопках древних городов Плейоны, зимовал в им же заложенной высокогорной обсерватории в Унук — Ахайе, чтобы наблюдать полное солнечное затмение и прохождение по диску солнца одной из внутренних планет, собирал гербарии и минералогические коллекции, легшие в основу Товьярского Естественнонаучного Музея. Кстати, много сил и времени он потратил
Товьярский же престол, тем не менее, оставался незанятым. Младший брат покойного короля был последним, кто рискнул пройти испытание. Но и его Плащ отверг. Подозревать принца Сареана в незаконном происхождении было смешно: он был похож на старшего брата более, чем бывают похожи близнецы. Пожимая плечами после испытания, он произнес: «Должно быть, у моего покойного брата был узаконенный бастард. Только как нам его теперь отыскать?». Способ отыскать наследника был только один — прикосновение к Плащу Тевиров. Но не приводить же во дворец всех подряд! Правда, первые несколько лет не проходило месяца, чтобы очередной претендент не обращался в специально созданную при парламенте комиссию с требованием провести испытание; ему обыкновенно не отказывали, но кончалось испытание с одним и тем же результатом: испытуемый с позором и проклятиям покидал дворец, прижимая к телу обожженную руку. Последние несколько лет с этим стало полегче — количество желающих снизилось до одного–двух в год.
В отсутствие короля должность протектора исполнял президент парламента. Президенты–протекторы менялись каждые десять лет. Пост это был далеко не простой синекурой. Сын принца Сареана, принц Торесилл, третий протектор Товьяра, писал однажды своему другу: «Пять лет протекторства принесли мне больше болячек и морщин, чем все предыдущие сорок лет жизни. То, что народ простил бы законному королю, он никогда не сможет простить его заместителю, будь он самого высокого рода. И с этим приходится считаться».
И пусть после этого кто–нибудь скажет северянину доброе слово за махрийца!
9
Следующие несколько дней Алики почти все время провела возле кровати подруги наедине с карамельной куклой — Наора почти все время спала. Видимо, Рет — Ратус добавлял ей в еду или питье какое–то сонное зелье, ибо нормальный человек так много спать не может. И, вероятно, не только сонное, потому что во сне Наора заметно менялась. Время от времени Рет — Ратус заходил в спальню со своей тележкой и, удовлетворенно осмотрев Наору, выпроваживал Алики погулять полчасика, занимался какими–то манипуляциями, после которых изменения становились более заметны. Все же свободное время, когда Наора бодрствовала, она молчала: молча обедала, молча делала самые необходимые для гигиены дела, и молча подолгу сидела, уставившись на куклу Прекрасной Герцогини. Следя за этим Алики, думала порой, что никакие богатства не стоят этой пугающей потери своего собственного лица. Происходящее с Наорой было слишком пугающим.
Во время своих вынужденных прогулок Алики старалась не терять времени даром. Она внимательно, словно от этого зависела ее жизнь, изучая закоулки и коридоры. Она увлеклась этим с того случая с потайной дверцей возле гостиной. Теперь она целенаправленно искала замаскированные дверцы, комнатки и ходы повсюду. В этом ей здорово помогла та самая, первая, комнатка–конура. Алики нашла в ее стене еще одну дверцу, через которую открывались проходы, заканчивавшиеся выходами в самых неожиданных местах — в коридорах, на кухнях, возле комнат и прямо в комнатах… Алики тайком зарисовывала планы в надежде, что это может пригодиться.
Трудно сказать, что думал по поводу ее изысканий сам Рет — Ратус. Он, конечно, знал о них — девушка несколько раз натыкалась на него, выглядывая из тайников, и всякий раз он при этом только улыбался, а однажды, когда она по обыкновению зарисовывала очередной план, из–за ее плеча выскользнула длинная рука, худой палец постучал по листку, и тихий голос произнес:
— Вот здесь у вас, Алики, неточность. Этот коридор должен кончаться возле кухни, а не в спальне.
— Вы что, все их по памяти знаете? — раздраженно сказала Алики, чтобы скрыть испуг и раздражение.
— Нет, конечно, их слишком много, — как ни в чем не бывало ответил Рет — Ратус. — Просто я там проходил однажды. И я хотел бы предупредить вас об осторожности. Это, конечно, не старинный замок и здесь нет ловушек, но дверь вдруг может нечаянно захлопнуться, или же вы свернете не туда и заблудитесь. Мне чрезвычайно неприятно будет потерять такую помощницу.
— Найдете другую, — дерзко ответила Алики.
— Но не такую любознательную, — все тем же ровным тоном парировал Рет — Ратус. — Я в этом доме такой же гость, как и вы, а на исследования его тайн у меня, увы, не хватает времени. Так что ваша помощь весьма полезна для нашего общего дела. — И вышел.