Те же и граф
Шрифт:
Он родился в вологодском селе в семье учительницы и плотника. Поступил на биофак Московского университета, прекрасно учился. В студенческие годы познакомился с трудами своего земляка святителя Игнатия Брянчанинова. Его "Аскетические опыты" произвели сильное действие на юного искателя. А "Плач инока о брате его, впадшем в искушение греховное", написанное почти мальчиком, просто пронзил до основ.
Уже в студенческие годы определилась судьба будущего иеромонаха Родиона. Девяностые годы ломали человека на свой лад, разрушая прежние духовные основы и лишая каких-либо зацепок. В
Новоявленные пророки и мессии пользовались растерянностью бывших советских людей, стоявших над бездной, завлекали их в смертельные ловушки. К концу девяностых источник иссяк, православная церковь пыталась противостоять потоку лжи и обмана. Однако силы ее были подорваны многолетними гонениями и истреблением священства на протяжении всего двадцатого века. Уходили в скиты, рукополагались в священство новые, молодые силы, населяли открывающиеся монастыри и пустыни. Для Саши Федорова это был естественный путь, ему всегда казалось, что он предназначен для монашества.
Он рассказывал интересно, с забавными подробностями. Маша навострила уши, когда о. Родион заговорил о литературе, о творчестве. Он говорил, что русская классическая литература несет духовный свет, обращена к высокому в человеке, пробуждает его нравственные силы и голос совести.
Конечно, искусство может и низвергать во мрак, если оно не осенено Божьей благодатью. Писатель сам должен понимать, что ответит за каждое слово. А им, читающим, насыщающимся из литературного источника, тоже не худо бы разбираться, кто диктует эти строки, и не поддаваться соблазну искусства.
Ребята слушали с явным интересом, в их внимании чувствовалось уважение к человеку, имеющему твердые убеждения, несущему свою истину. Они рискнули заговорить об относительности нравственных понятий. Это любимая тема нынешних подростков. О. Родион спокойно и вполне компетентно разбивал все их доводы. Маше показалось, что даже самый отъявленный скептик, рыжий Егор Бахтин из 11 "Б", крепко задумался.
Когда Саша Федоров уехал, Колосова почувствовала пустоту и одиночество вдвое болезненнее. Она вспоминала его слова:
– Человек никогда не бывает одинок. Даже тогда, когда ему невыносимо одиноко. Отец наш небесный всегда рядом, надо только обратиться к нему.
Маша пробовала молиться, но у нее не получалось. Слишком долго жила в одиночестве, не пуская никого в свой мир. Понимала, что нужно довериться Богу слепо, как дитя, но не могла. Слишком много вопросов рождалось в ее разумной голове. А Саша говорил, что нужно принять по-детски, впустить в себя веру...
– Вот и сиди на кухне, хлебай свой остывший суп и не мечтай о мужчинах, которые не хотят тебя видеть и вспоминать о тебе, - зло проговорила Маша вслух и не выдержала, расплакалась.
Глава 5
Уже завтра
– Я не хочу есть!
– хныкал Петька, отказываясь от овсянки. А нужно было принимать лекарства, перед этим обязательно поесть.
Петька заболел, да еще с такой высокой температурой! Катя не пошла на работу, пообещав Юльке все возможное сделать дома. Юлька нервничала, работы, как назло, навалилось много, но что делать. Игорь тоже не мог сейчас бросить на произвол судьбы свое агентство.
– Ангина, - сказал врач, явившийся по вызову.
– С гнойными нарывами.
Петька плакал, не давал смотреть горло. Ему было больно глотать.
– Больше кислого пить сейчас, - рекомендовал доктор.
– Я выпишу вам антибиотики на всякий случай, но пока не давайте, понаблюдайте. Если через три дня температура не спадет, начинайте давать.
Температура не спадала, и Катя сходила с ума. И понятно, что она забыла про день регистрации брака. Да и до того ли. Вечером, когда, измученная страхом за ребенка, измотанная его капризами и попытками заставить его пить клюквенный морс, Катя вышла на кухню и случайно бросила взгляд на календарь, висевший над столом. Дата регистрации была обведена красным кружочком.
– Завтра?
– похолодела Катя.
– Уже завтра?
Она бросилась звонить Игорю, который все еще не вернулся с работы.
– Игорь, ты помнишь, что у нас завтра?
– спросила она с ходу.
– Как Петька?
– не слушая ее, перебил Орлов.
– Температура 39. Только что дала жаропонижающее, он лежит, надеюсь, уснет.
– Может, пора давать антибиотик?
– тревожился Игорь.
– Ты что-нибудь делаешь?
– Делаю, - со вздохом отвечала Катя.
– Пшикаю горло люголевым спреем, очищаю от гноя. Подождем еще. Антибиотики только в крайнем случае, врач сказал.
– А температура под сорок - это не крайний случай?
– нервничал Игорь.
– Три дня ждем, а потом, если ничего не изменится, антибиотики, - терпеливо разъясняла Катя.
Она уже сомневалась, надо ли напоминать Игорю о завтрашнем событии. Он был расстроен болезнью ребенка, да и на работе какие-то проблемы. Во время разговора его несколько раз отвлекали.
– Как это нет лицензии?
– слушала Катя в трубке его ругань.
– Пусть не морочит мне голову, несет лицензию. Добудет, это его проблема.
Катя сказала:
– Ладно, все, пока.
Понятно, он не помнит. Да и надо ли удивляться, если она сама благополучно забыла об этой важной дате.
Вспомнила тот день, когда подавали заявление в ЗАГС. Молча, сосредоточенно заполняли свою анкету. По соседству молодая пара веселилась, трудясь над бумажками. Они толкались, хихикали, задавали друг другу нелепые вопросы. Катя с завистью смотрела на них. Она спросила только:
– Фамилию твою брать?
Игорь пожал плечами:
– Как хочешь. Но, пожалуй, лучше, когда у всех в семье одна фамилия.