Те же и Скунс – 2
Шрифт:
Александр Васильевич первым освоился в обстановке неожиданного комфорта.
– Умеют, значит, всё-таки позаботиться о человеке, – проворчал он, усевшись и хлопая ладонью по мягкой коже дивана. – Когда захотят!..
Примерно через полчаса после официального закрытия МРЭО, когда Жуков-младший начал уже всерьёз беспокоиться, молодой офицер принёс документы для свежекупленного «Москвича» и при них – завёрнутые в газетку старые номера.
– А… что-нибудь не в порядке? – заволновался Валерий Александрович. – Мне теперь что?..
– Ездить, – улыбнулся гаишник. – Катайтесь на здоровье. Счастливой дороги!
Снегирёв
Поздно вечером Алексей созвонился с Кольчугиным и явился к нему на Бронницкую во всём великолепии старого-нового «Москвича».
– Тот, что я тогда приводил, помнишь? – спросил он Кирилла. – Сделаешь, чтобы я перепутал, – будет тебе большая шоколадная медаль…
Мастер пообещал, но на самом деле кольчугинские мозги были заняты решением тягостного вопроса: что в действительности случилось, зачем потребовалась подмена и как ему вести себя, ЕСЛИ. Уловив это, Алексей посмотрел Кириллу в глаза, цепко перехватил его взгляд и негромко, доверительно сообщил:
– Никакого криминала, браток. В натуре, честное пионерское.
Кирилл рассмеялся, безнадёжно махнул на него рукой и только спросил:
– Твоя-то ласточка как поживает?
– Моя! – спохватился Снегирёв. – Моя твоему приятелю, как его, Никите Новикову, пламенные поцелуи передаёт. Представляешь? Заловили меня на Пулковском, на посту, и давай це-о проверять. Так до чего дошло – решили, что у них прибор медным тазом накрылся… Короче, беру со страшным спасибом. Никита-то где? Чтобы мне его самолично в коньяке утопить?..
Кольчугин снова задумался, даже поскрёб рыжий затылок, смешно сдвинув лыжную шапочку. Местонахождение друга Никиты было ещё одним тяжким вопросом, мучившим его уже несколько дней.
– Никита… – протянул он наконец. – Неделю уже не показывается, не знаю, что думать. Сначала решил – заболел, звонил ему и домой, и на трубку… всё по фигу… Поехал к нему, у меня ключ есть, так и дома нема… То есть даже не знаю…
– М-м-м-м, – сказал Снегирёв. – У любовницы, к примеру, не мог застрять?
– Да нет у него… Когда-то с кем-то встречался… давно и неправда, а сейчас нет. То есть вроде понравилась ему тут одна, но…
– В квартире всё было в порядке, когда ты приезжал? В смысле, не перевёрнуто, ничего не искали?
– Да вроде… Нет, точно в порядке…
– А он не жаловался, не грозили ему? Делиться не требовали? «Крыша»-то солидная у него? Или, может, должен кому?
Кирилл начал было отрицательное движение головой, но потом кое-что вспомнил.
– «Крыши» нет, – сказал он уверенно. – Долгов тоже. Я б знал… А чтобы грозили… в общем… Ну, не то чтобы так прямо грозили, но он разок жаловался… Ерунда, может… Проходу, говорил, не дают, он их в дверь – они в окно… фирма одна, всё с сотрудничеством. Не знаю, чем кончилось. Где-то с месяц назад…
– А что за фирма, не помнишь?
– Как не помнить… «Инесса». Откуда пацан «Мерсюка» при тебе пригонял, синего, тормоза ещё по-глупому отказали… Там теперь молодая баба начальницей, по которой всё названо. Никита ругался ещё, дескать, мужика бы покрыл давно в пять этажей, да и коленом под зад, а с ней хошь не хошь – антимонии разводи. Опять же грех обидеть, вдова… Мужа осенью грохнули, не слыхал? Шлыгина…
– Слыхал, – теряя видимый
– Не иначе, – слабо улыбнулся Кольчугин. – А я его тебе первому. Для ходовых испытаний…
«Здравствуйте, дорогой друг…»
«Здравствуйте, Аналитик. Ну, что у нас скверного?»
«Господи, дорогой друг, вы меня теперь только с плохими известиями ассоциируете! Я просто в отчаянии…»
«Ладно, Аналитик. Если серьёзно?»
«Если серьёзно, то новости как раз вселяют некоторый оптимизм. Помните предложение, где вас категорически не устроила сумма вашего гонорара, и оно в итоге было отозвано?»
«Ха!..»
«Так вот, оно поступило повторно. С самыми прочувствованными извинениями. Не желаете ознакомиться?»
«Обойдусь».
«И, что важнее, сумма приведена в соответствие с вашими пожеланиями. Первая цифра изначально была, если помните, троечка, вы её при мне на восьмёрку… А теперь там совсем даже десятка…»
«Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной…»
«Вот именно, дорогой друг. Всё прочее без изменений. Вы приедете взглянуть или сейчас меня уполномочите ответить?»
«Уполномочу. Согласием».
«И потом ваши радиолампы. Мне тут ещё кое-что принесли, но опять не всё, к сожалению…»
«Спасибо большое. Аналитик. Умеете, право, позаботиться о трудящемся человеке. Как-нибудь при случае заберу…»
Фига в кармане
Захарьевская улица невелика, и движение по ней не Бог знает какое. Однако с Литейного туда устроен персональный, можно сказать, поворот. Из очень напряжённого и неширокого, по современным меркам, проспекта для желающих повернуть на Захарьевскую выкроен целый ряд; когда основному потоку перекрывает путь красный сигнал, на светофоре вспыхивает стрелка – и горит дольше зелёного на «главной» дороге. Это всё потому, что Захарьевская проходит как раз под боковой стеной Большого дома. Того самого, из окон которого просматривалась когда-то Сибирь, да и сейчас, наверное, ещё неплохо видна. Во всяком случае, по-прежнему подразумевается, что в цитадель государственной безопасности и обратно должна спешить уйма занятых важными делами людей. Которым, естественно, недосуг мешкать на перекрёстках и дожидаться, подобно простым смертным, зелёного света.
Сюда раз в неделю, по вторникам, приезжал из Смольного Валерьян Ильич Галактионов. И сидел допоздна, работая с архивными документами. Разгребал, говорят, тёмные делишки сразу нескольких поколений петербургских-ленинградских градоначальников. Ведь юридическое управление, если кто вдруг не знает, – это что-то вроде конституционного суда, только местных масштабов…
В тот злополучный вторник он прибыл, как всегда, в три часа пополудни. Не один, конечно, – со свитой. Состоявшей из чиновников калибром помельче, для помощи в текущей работе и непредвиденных поручений. Плюс охрана. Валерьян Ильич был в молодости спортсменом и до сих пор поддерживал закалку, бегая трусцой. И даже зимой перемещался на короткие расстояния по открытому воздуху без пальто. Небольшой «удар холода», по его словам, тонизировал. Разделяли или нет это мнение спутники Валерьяна Ильича, оставалось неведомо. Главное – блюли ту же форму одежды, что шеф.