Театр любви
Шрифт:
— У меня много молодых родственников, — продолжал герцог, — с которыми я хотел бы познакомить Лавелу. А кроме того, мы могли бы порепетировать в самом театре. Все-таки репетировать в гостиной не то же самое, что на сцене.
— Вы совершенно правы, — согласился викарий, — я понимаю вас, ваша светлость. И в то же время…
— О, пожалуйста, папа, — прервала его Лавела, — давайте поедем! Я и сама хотела бы порепетировать на сцене до выступления. Без этого мы можем все
— Это верно, — молвил викарий.
Он взглянул вопросительно на жену, и та сказала:
— Это хорошая идея, Эндрю; я думаю, вам с Лавелой следует поехать. Я же останусь здесь и приеду в Мур-парк в субботу вечером.
— Ты действительно хочешь этого? — тихо спросил викарий.
Жена кивнула.
— Ну что ж, хорошо, я поеду с Лавелой, но мне необходимо будет вернуться в пятницу, чтобы провести службу.
— Мои лошади, викарий, в вашем распоряжении, — поспешил заверить его герцог, — и я, разумеется, пошлю экипаж за миссис Эшли в субботу.
Все было решено.
Когда Мария Кальцайо — никто так и не привык называть ее другим именем — сказала, что приедет вместе с миссис Эшли, герцог согласился с этим.
Он понимал, они смогут репетировать и без нее.
Ее богатый сценический опыт позволял ей чувствовать себя как дома на любой сцене без предварительных репетиций.
Поэтому он заторопился в Мур-парк, чтобы успеть поучаствовать в охоте, проводившейся в День Подарков, что являлось еще одной давней семейной традицией.
Его друзья поразились, что он пропустил первых два загона вслед за сворой гончих, преследующих лису; однако в третьем загоне он участвовал.
После ленча устроили еще два загона, в которых герцог проявил себя превосходным стрелком.
Джослин, казалось, намеревался вовсе не покидать Мур-парк и пожелал участвовать в охоте.
Герцог сознавал, он сам косвенно виноват в том, что Джослин все еще оставался здесь.
Кузен пытался поговорить с ним наедине, но герцог в последний момент все время ухитрялся избегать разговора.
У него было ощущение, будто Джослин и Фиона замышляют что-то против него, однако он не мог представить, до чего они могут додуматься.
Он заметил, как они несколько раз заговорщицки перешептывались.
Герцог тем не менее не подавал виду, что заметил это.
Он был уверен, они презрительно, даже уничтожающе отзывались о нем.
И в то же время они предпринимали отчаянные попытки сблизиться с ним.
Труднее всего было избегать их в День Рождества, когда ему пришлось постоянно находиться дома.
Теперь же все занимались охотой, и это существенно помогало ему.
Он надеялся, понимая при всем при том
Но не из того материала она была выкована, чтобы сдаться так легко. , ;;
Один краткий миг в День Рождества оказался мигом жесткого откровения между ними.
После ленча герцог ненадолго присоединился к дамам, расположившимся в гостиной.
Прежде всего он подошел к своей бабушке, сидевшей возле камина.
— Я надеюсь, вам нравится нынешнее Рождество, бабушка, — сказал он.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее.
— Это лучшее Рождество на моей памяти! — ответила вдовствующая герцогиня. — Но мне бы хотелось добавить еще один тост к тем, которые провозглашались сейчас в столовой.
— Какой же? — спросил герцог.
— Тост за твоего сына и наследника, дорогой мальчик, — молвила герцогиня.
Шелдон Мур вознамерился было сказать что-то в ответ, когда вдруг понял — рядом с ним стоит Фиона.
На какой-то миг их глаза встретились.
И его внезапно осенило: Фиона знает о его осведомленности в том, что она бесплодна.
Они так долго были близки друг другу, что он всегда угадывал, о чем она думает.
Она тоже могла читать его мысли.
В этот миг откровения они просто смотрели в упор друг на друга.
Потом герцог наклонился, поцеловал бабушку в щеку и вышел из комнаты. ***
После завершения охоты все поздравляли его с удачей.
Это было прекрасное, возбуждающее и бодрящее развлечение.
Затем все пили чай и, почувствовав приятную усталость, разошлись отдохнуть до ужина.
Герцог, однако, прошел в музыкальный салон вместе с только что приехавшей Лавелой.
Незаметно для нее он запер дверь, чтобы их никто не беспокоил.
Они прошлись по некоторым поправкам, внесенным им в партитуру своего сочинения в процессе репетиции с Марией Кальцайо.
— Это верх совершенства! — воскликнула Лавела, когда они закончили. — Это просто идеально! Добавив что-нибудь, можно лишь испортить всю композицию.
— Думаю, как и все композиторы, — заметил герцог, — я стремлюсь к совершенству.
— Считайте, что вы достигли этого, — ответила Лавела.
— А теперь мы должны переодеться к ужину, — промолвил герцог. — Сегодня у нас танцы, поскольку я не хочу, чтобы вы слишком устали от репетиций. Завтра вам нужны будут силы для последних приготовлений, а также для того, чтобы придумать название моему театру.
— А вы еще не назвали его? — спросила Лавела. — И даже не подыскивали какие-либо варианты?