Театр в квадрате обстрела
Шрифт:
Этот список время от времени пополнялся. Владимир Михайлович Фокин, брат известного балетмейстера. Александра Федоровна Грибунина. Федор Платонович Богданов. Евгений Павлович Студенцов. Ольгу Алексеевну Маркову нашли замерзшей в снегу на территории Сада отдыха. Артист вспомогательного состава, боец МПВО Николай Николаевич Рафанский имел обыкновение перед началом своего дежурства отправляться на Петроградскую сторону, где жила его слепая мать, и выводить старушку на бульвар Кировского проспекта, к памятнику «Стерегущему» — сын боялся оставлять ее надолго одну, беспомощную, в квартире; усадив старушку на обычное место возле памятника, Рафанский спешил назад, в театр; он так и погиб — по дороге на дежурство, на Кировском мосту, в виду всего города, под небом, которое по-прежнему угрожало его старушке матери, ждавшей его на бульваре, но ничем уже не грозило ему.
Левицкий исполнял обязанности начальника штаба МПВО театра с середины августа сорок первого года, с того момента, как основная часть труппы эвакуировалась в Новосибирск. А обязанности эти оказались необычными и требовали особых знаний, навыков, организационного дара. Возводя Александринский театр около ста лет назад, архитектор Росси никак не предполагал, что его детище, как, впрочем, и многие другие прекрасные здания города, окажется в квадрате обстрела дальнобойной артиллерии. И все же строил он Александринку основательно, возводил прочнейшие перекрытия и толстые стены. Теперь обитатели этого здания, может быть впервые, по-настоящему оценили прочность постройки. Здесь ютилось около двухсот человек: сотрудники Пушкинского театра — рабочие сцены и вспомогательных цехов и тридцать девять не уехавших в эвакуацию артистов-пушкинцев; композитор Борис Асафьев; пианисты Владимир Софроницкий и Александр Каменский; оперный певец Павел Андреев; виолончелист Даниил Шафран; многие артисты Театра музыкальной комедии. К бомбоубежищу театра были прикреплены и обитатели окрестных домов. Заботы о людях и об историческом здании занимали все внимание начальника штаба.
Надо было составить план работы по консервации и обороне театра. Создать внутренние резервы воды. Подготовить пожарный инвентарь. Проложить аварийный водопровод. Оборудовать бомбоубежище с учетом пребывания в нем женщин и детей. Организовать медпункт. Наладить радиофикацию здания. Следить за состоянием светомаскировки. Организовать лекции на политические темы и концерты для жителей соседних домов; перед ними выступали Горин-Горяйнов, Софроницкий, Шафран. В страшном декабре сорок первого года в фойе бельэтажа заиндевелой Александринки зазвучали мелодии Моцарта: Левицкий устроил концерт в ознаменование стопятидесятилетия со дня смерти великого композитора.
Старая Александринка жила особой, неповторимой блокадной жизнью. Оказавшись в квадрате обстрела, она высилась теперь на поле боя, каким стала в те дни площадь Островского. После очередного обстрела или бомбежки перед фасадом театра оставались лежать десятки убитых и раненых. Подбирать их, оказывать помощь живым — всем этим руководил начальник штаба театра. Еще в середине ноября сорок первого года немцы подожгли склад, где хранились уникальные декорации, написанные по эскизам знаменитых художников. Левицкий и его товарищи — бойцы пожарной охраны пытались спасти достояние искусства. Но декорации, пропитанные маслом, горели как факел…
И все-таки искусство занимало в театре по-прежнему главное место. И если старинная мебель из зрительного зала была поначалу убрана и огромная люстра — спущена, то в углу бомбоубежища возник стационарный рабочий «кабинет» композитора и музыкального деятеля Бориса Владимировича Асафьева — этот «кабинет» с коптящим светильником оборудовал Левицкий. Трудно даже перечислить работы, осуществленные Асафьевым в те тревожные блокадные месяцы: им написаны десятки печатных листов текста, заполнены десятки нотных тетрадей. Искусством занимались здесь все: артисты, музыканты, композиторы, певцы, труппа театра оперетты. И только начальник штаба МПВО Левицкий, казалось, был рожден начальником штаба — так спокойно, точно и умело руководил он жизнью блокадной Александринки.
Между тем шел двадцать второй год с того дня, как в труппу Театра Акдрамы был принят артист Николай Левицкий. Двадцать два года служения искусству не принесли ему широкой известности и видного положения в труппе. В рецензиях на новые спектакли его фамилия либо вовсе не упоминалась, либо упоминалась в скобках: он играл обычно второстепенных героев, и газетные рецензенты не успевали коснуться его хотя бы беглым упоминанием. Не писали о нем заметок и тем более статей в театральных журналах. Зато нередко фигурировал он в приказах, где ему объявлялась благодарность. Левицкому приходилось частенько заменять заболевших товарищей в «пожарном» порядке, и он всегда делал это беспрекословно. Более того: в перечне актеров, вызываемых на репетиции, рядом с фамилией исполнителя роли стояло: «Левицкому — ходить на репетиции и следить за указаниями режиссера — на случай замены основного исполнителя». Он еще до войны стал «пожарным»… Время от времени Левицкий получал очередную маленькую роль и начинал готовиться к ней, как если бы она была большой, самой главной ролью в его жизни. Когда началась война, он и не подумал об отъезде в эвакуацию. Он остался со своим Ленинградом, со своей Александринкой. И назначение на должность начальника штаба МПВО своего театра он воспринял как нечто совершенно естественное. Ему исполнилось к этому времени пятьдесят два года.
В трудные месяцы блокады в Ленинград изредка прорывались письма. Ленинградцы ждали их, как величайшего счастья. Одни получали приветы от близких, воевавших на фронте или живших где-нибудь на Большой земле, за кольцом, и радовались, что близкие живы. Другие узнавали, что волноваться им больше не о ком. Получал письма и Николай Владимирович Левицкий. Артистка вспомогательного состава театра П. писала ему из Новосибирска: «Дорогой Николай Владимирович, простите, что я Вас беспокою. Не сможете ли Вы узнать, как с моей квартирой, болит душа. Надо зайти к управхозу, которому я все сдала по описи, но он, наверное, сменился. Вы, наверно, это сможете узнать. В квартире, кажется, было кое-что повреждено воздушной волной. Если Вы будете так любезны — сходите и узнайте». Левицкий, возвращаясь после очередного обхода своего многоэтажного объекта, обессиленный, ложился на диван и старался заглушить муки голода, к которым невозможно привыкнуть, а из Новосибирска шли и шли срочные депеши. Телеграф сообщил начальнику штаба, что врач театрального медпункта Р. просит взять его вещи на хранение в театр. Заместитель директора театра запрашивал: «Телеграфьте состояние квартиры имущества артиста Горохова Бережной». Актриса М. слала молнию: «Умоляю выяснить положение дочери Фатимы». Пришла даже телеграмма без подписи: «Дорогой Коля придет Русанова сестра Лукашевича помоги чем возможно привет всем».
И вместо того чтобы испытать горькое чувство и забросить всю эту почту в дальний ящик письменного стола, Левицкий аккуратно вкладывал письма и телеграммы в специальную папку и брел по пустынному городу выполнять поручения. Он на себе приволок в театр вещи врача Р. Он вместе с управхозами и дворниками навещал квартиры, составлял описи вещей, опечатывал комнаты. И спас многим товарищам их жилье и имущество. И пунктуально отвечал каждому, отчитываясь в проделанной работе. Он не писал в Новосибирск, что почти ежедневно хоронит погибших, что в тамбурах Александринки он вынужден был устроить морг. Он просто сообщал: квартира цела, вещи опечатаны.
В самом начале войны его вызвали в военкомат. Левицкий собрал походный мешок, прихватил ложку и кружку и был на месте в положенное время. В военкомате ему сообщили, что ему присваивается звание рядового, необученного. А через несколько часов признали негодным для несения службы в качестве рядового бойца по возрасту. Левицкий показывал начальникам отделов свои воинские документы, что-то доказывал, спорил. Но его не слушали. И начальник штаба МПВО вернулся в свой театр.
Между тем воинские документы Николая Левицкого должны были представить для работников военкомата немалый интерес.
Одним из первых в пачке документов артиста лежал «Представительный лист», заполненный явно в полевых условиях, карандашом, к тому же — с соблюдением старой орфографии, с ятями и твердыми знаками:
«Капитан Левицкий, исполняя обязанности дивизионного инженера, в день боя 30 ноября и в ближайшие дни после боя выказал выдающуюся распорядительность по исправлению разрушенных узлов основной линии обороны. Только благодаря организованному им подвигу и ближайшему руководству в первые дни боя под действительным артиллерийским огнем, удалось в течение недели восстановить основную линию обороны, благодаря чему дивизия была готова вновь принять бой.
Ходатайствую о производстве капитана Левицкого в чин подполковника. Должность, которую занимает капитан Левицкий, — штаб-офицерская.
Начальник 2-й Гренадерской дивизии
(подпись)
15 ноября 1917 года».