Театральное наследие. Том 1
Шрифт:
(Повторение.)
{300} Вы спрашиваете: «А Анна?» Здесь Вронский или должен посмотреть в сторону Анны, и тогда у вас игра — видеть и не видеть ее; или он туда не смотрит, или вы совсем не говорите: «А Анна?» Нужно выбрать один из этих трех вариантов. По-моему, не надо говорить: «А Анна?» — это слишком коротко и сложно, хотя, конечно, было бы хорошо. Но тогда она не спросит, где Анна, если сделает потом вид, что не видела ее. Может быть, лучше, чтобы она знала, что Анна здесь, и к ней не пошла, а Вронскому говорит: «Я приду к ней». Этот кусок надо сделать.
(Повторение.)
Нет, это нужно сыграть. Что-то нужно найти. Это очень
(Повторение.)
А можно стать ближе к разделяющему вас барьеру? (Вл. И. идет на сцену и пробует различные мизансцены.) Бетси собиралась долго говорить с Вронским, но ее позвали. Может быть, вы не будете вставать сразу по окончании действия на сцене? Может быть, вы будете говорить с ним сидя, а потом встанете?
(Повторение.)
(М. И. Прудкину.) После разговора с женой брата вы не должны смотреть в бинокль в сторону Анны, а в ложи с противоположной стороны театра, чуть повыше.
(Повторение.)
Очень быстро все возвращаются на звонок. После звонка все входят по группам: сначала первая группа, потом вторая и т. д.
(Повторение.)
(Н. Д. Ковшову — исполнителю роли полковника.) Уж очень «нарочно» выходите со смехом. Вы отчего расхохотались, от анекдота? Но тогда начните хохотать не у самой двери, а где-то дальше. Вы рассмеялись раньше, до входа в ложу, потом хохот приближается, а то получается выход на нарочитом смехе.
(Повторение.)
Нет, все равно «нарочно». Поищите еще.
(Т. Е. Михеевой и всем участникам сцены). Если вы что-нибудь случайно уроните с борта ложи, надо это обыграть; может быть, кому-нибудь на голову упало то, что вы уронили! И это надо сыграть. Необходимо, чтобы сзади был гул, — и гул все время растет, а не затихает.
{301} * * *
8 марта 1937 года.
Сцена «Коридор театра».
Репетируют: А. К. Тарасова, М. И. Прудкин.
Вл. И. Немирович-Данченко. Покажите мне эту сцену, как она у вас сделана.
(Показ сцены.)
(Вл. И. после этого показывает исполнителям всю сцену, играя за обоих.)
(А. К. Тарасовой.) Вы еле сдерживаете рыдания от только что полученного оскорбления: ведь разыгрался настоящий скандал — Анне сказали, что позорно сидеть рядом с такой женщиной, как она.
Вот где «многоточия» будут вам мешать. Я буду с вами во всем деликатен, буду уступать, но есть пункт, где я не сдамся: я про сентименты говорю.
Над этой сценой мы будем с вами работать отдельно. Я думаю, что у Анны на голове будут кружева или капор, на ногах ботики. У Вронского будет пальто.
Вронский и Анна вместе выходят в аванложу, она бросается на диванчик; внутренне вся клокочет, так что даже не сразу может начать говорить. Вронский выходит за одеждой. Он наклоняется к Анне и начинает надевать ей ботики. И только в эту минуту она начинает с ним говорить. Она, может быть, боится, что стоящий здесь лакей может их подслушать, она говорит тихо, немного наклонившись. Вронский помогает ей надеть кружева, ротонду. Потом он сам надевает пальто. Она, вероятно, не выйдет из аванложи до тех пор, пока он не наденет пальто.
Тут Вронский, может быть, еще оборачивается, чтобы дать лакею рублевку.
(Повторение.)
Вронский идет вслед за ней. При входе в аванложу Анна, может быть, сразу остановится и только потом сядет, почти упадет на диванчик. Не знаю, насколько удобно сразу сесть. А может быть, вы сели на диван и смотрите в сторону? Вы в таком состоянии, что можете упасть на диван, рыдать, кусать подушку от бешенства.
(Повторение.)
(М. И. Прудкину.) Вы ушли за одеждой. Надо учитывать, сколько времени Анна может оставаться одна. Вы ищете швейцара, вы должны получить вещи. Швейцар приносит одежду. Как только Вронский надевает Анне ботики, начинается разговор.
{302} (А. К. Тарасовой.) «Неприятно?.. Ужасно!..» Может быть, вам захочется при этих словах схватиться обеими руками за голову. А потом — большая пауза до следующей фразы.
(М. И. Прудкину.) Вы очень энергично подайте ей вещи. Это будет второй кусок. Третий кусок — Анна надела кружева, а Вронский стоит и застегивает пальто. Он может помочь ей надеть кружева. Вы уже все сказали, пока стояли наверху в аванложе, и на лестнице уже ничего не будете говорить.
«Если бы ты мучился, как я!..» — вот тут литературное многоточие (а не сентиментальное), и его нужно донести.
{303} Стенограмма репетиции оперы «В бурю»[213]
28 марта 1939 года.
Вл. И. Немирович-Данченко. Вот какой у меня разговор с вами, прежде чем подойти к этой сцене [Леньки и Натальи]. Он хотя непосредственно и не относится к данной сцене, но очень важен.
(А. Е. Кузнецовой[214].) Вот вы пришли прямо со школьной скамьи. Там вам не давали глубоко психологических задач, то есть задачи петь и в то же время жить образом, жить содержанием данной сцены, жить объектом. В театре вы прошли это на целом ряде ролей и, кажется, дошли до хорошего результата в роли Натальи в «Тихом Доне» не только в первой картине, но и в четвертой. Я хочу задать вопрос: мешает вам жизненно-психологическая задача или не мешает и даже помогает вокалу? Мешает ли, что в ту минуту, когда вы пришли к Аксинье, вы думаете о том, что будете петь? Когда вы говорите: «Болен?» — что, вы действительно заняты вниманием к ребенку? Когда вы даете письмо, вы живете этим? Вы о пении думаете в это время? Когда поете, думаете? Я хочу разобрать, поскольку думаете и поскольку это может мешать или не мешать.
А. Е. Кузнецова. Какой-то контроль остается.
Вл. И. Но не мешает жить образом?
А. Е. Кузнецова. Нет, не мешает. На репетиции в первые моменты это бывает, а потом все сливается в одно.
Вл. И. Тогда еще более важный вопрос: когда наступает момент сильно драматический, — это драматическое переживание усиливает, согревает ноту или мешает петь? Я сам хочу хорошенько {304} разобраться в этом на живом примере. Я уверен, что будут разные ответы. Мне интересны те актеры, которые уже чего-то достигли. В самую горячую минуту, когда вы запоете, когда вы забываете, что это не ваши ноты, когда ноты стали вашими, других брать не можете, — в это время голос ваш, как аппарат, страдает от этого? Чувствуете ли вы, что переживание вредно для вашего голоса, или оно помогает, когда сливается с пением?