Театральные подмостки
Шрифт:
– - Вы меня совсем запутали. То Ксения какая-то любимая, которую я совсем не знаю, то теперь вот ещё одна родная душа. С кем мне встретиться-то надо?
– - А это она и есть, Синичка твоя, -- захлёбываясь от нахлынувшего умиления, запела Ольга.
– - Видишь, как твоя любимая о тебе заботится -- и поесть приготовила, и спектакли показывает. На Аскара тебя номинировала... Всё для тебя, Ваня, -- и хлеба, и зрелища, -- тут же повернулась к Алаторцеву, состряпала обиженное лицо и говорит: -- Вот, Николай Сергеевич, мы,
– - Олёшенька, я тебя ещё соплюхой с тонкими косичками помню. Что-то не видел, чтобы ты мучилась... Ежли мы сейчас начнём твои романы считать да пальцы загибать, так ни моих, ни твоих не хватит.
– - Я, Николай Сергеевич, о настоящей любви говорю, а вы какие-то пальцы загибаете.
В это время зрительный зал уже наполовину наполнился. И все так старательно внимают, и лица у всех такие одухотворённые, жаждущие откровений...
– - Вы бы хоть фотокарточку показали, -- с надеждой сказал я, -- а то я никогда свою любимую не видел... Мне, например, тоже интересно. Может, там пиранья какая-то...
– - Смейся, смейся... И так уже дошутился... Да-а, права была Ксенька. Как в воду глядела...
– - сокрушалась Ольга.
– - Так и сказала: "Не почувствует меня Ваня. Столько лет как собачка за ним бегала, почти на всех спектаклях была, и хоть бы какое-то внимание в ответ". Да, Ваня, дожил ты до преклонного возраста -- тридцать четыре года!
– - и не удосужился свою любимую встретить... Вот повлекут тебя черти на суд божий, и что ты скажешь?
– - Что-то не видать чертей ваших. Ну, придумаю что-нибудь...
– - Придумает он. Да тебя убить мало! Что, совсем не знаешь её лица?
– - Да откуда!
Алаторцев покачал головой и говорит:
– - Эх, Ваня, не познакомился ты с Ксенией в земной жизни, теперь её душа за это тебе мстить будет. Вот и расхлёбывай на этом свете. А души страшно мстят, ох и страшно! Ну да сам виноват, наворотил делов.
Мне это показалось забавным.
– - Так она, значит, мстит?
– - Николай Сергеевич, вы на Ваню оторопи не наводите. Ну, помучает маленько, попугает, не без этого. Оставлять безнаказанно нельзя. А ты, Ваня, как хотел? Родной душе жизнь исковеркал. Она-то тебя, искариота, почувствовала, всё ждала, ждала... Вот и поделом тебе.
– - Может, она и котлеты отравила?
– - спросил я.
– - Не боись, усопший, ешь спокойно. На покойников яд не распространяется.
– - А я и не боюсь. Я бы с удовольствием ещё раз умер. Может быть, хоть в ад попаду, в коллектив.
– - Попадёшь ещё, не торопись.
– - Да ладно. Ну что, фотоальбом смотреть будем? Врага надо знать в лицо...
– - Обойдёшься, сам должен догадаться. И вопче, ты что такой довольный? Весёлое лицо у покойника -- как это фальшиво и противоестественно!..
– - Ну, это как сказать, -- буркнул Николай Сергеевич, поглаживая себя по бакенбардам.
– - Человек рождается -- плачет, а коли помёрши -- самое время веселиться.
– - А чего она сама не пришла? Нам вроде как встретиться надо...
– - Хватит уже за тобой бегать. Теперь твоя очередь. Ничего, стрела Амура тебя настигла, теперь ты без неё жить не сможешь.
– - Без стрелы?
– - Смейся, смейся...
– - Помочь надо Ксении твоей, -- серьёзно сказал Алаторцев.
– - Суровая у неё судьба, одной никак не справиться. Спасать её надо, спасать, а заодно и себе поможешь. Может, ты для того и помёрши, чтобы родную душу счастливой сделать.
Вот те раз! А последняя фраза меня и вовсе с толку сбила.
– - Шутите, Николай Сергеевич? Вы случайно не забыли, где я? С вами свихнёшься. Как же я её теперь счастливой сделаю? Или она тоже копыта откинула, и мы будем на кладбище друг друга счастливыми делать, в гробу? То я к ней на могилку буду ходить, то она ко мне...
Гости мои перемигнулись, и Николай Сергеевич говорит:
– - Ксения твоя как раз очень даже жива. А ты погоди, может, она и тебя воскресит...
У меня всё внутри замерло.
– - Это как?
– - еле выдохнул я.
– - Как... как... Любовь, она, знаешь ли, штука загадочная, полезная, без неё никакие чудеса не свершаются, а как же. Человечка с того света только любовь выдернуть может.
– - Вот и мотай на ус, усопший, -- поддакнула Оля, -- теперь твоя судьба целиком и полностью от любимой зависит.
Мне смешно стало, еле сдержался.
– - Понимаю... И как это она меня воскрешать будет?
Николай Сергеевич напустил на себя загадочности и говорит:
– - Человек за свою жизнь много раз умирает, иной раз и со счёту сбивается... В первый раз умирает для того, чтобы у него душа родилась, а потом уже для всяких судьбоносных свершений... У тебя, Ваня, уже есть душа, и сейчас происходит плавное перетекание сознания... А захочет твоя Синичка, и потечёт оно в обратную сторону... Да, хошь туда, хошь сюда. А реальность и изменить можно... Запросто может статься, скоро увидишь ты себя живёхоньким и здоровёхоньким, в кругу нашего дружного творческого коллектива. Глядишь, ещё и до "народного" дослужишься. Ну и на свадебке твоей погуляем, а как же.
– - Хорошо бы...
Вы думаете, я что-то понял? А всё же мне легче стало, как-то веселее, что ли. В груди у меня благость разлилась, и потянулся я к стакану с вином -- прокладку сделать. Ольга тоже меня поддержала, а Николай Сергеевич -- он почему-то пить не стал. Я немного замешкался, с удивлением взирая на Ольгу. Она и впрямь на этом свете какая-то не такая. Пьёт, как мужик, сильно запрокинув голову назад (видимо, из-за носа). Укатила вино одним глотком и тоже стала меня наставлять: