Театральные подмостки
Шрифт:
Лиза перебинтовала мне голову и терпеливо меняла окровавленные тампоны в моих ноздрях, из которых, не переставая, хлюпала кровь. Я шмыгал носом и чувствовал, признаться, какую-то неловкость за себя. Часто моргал и глупо улыбался.
– - Ой, Ваня, как же тебя угораздило так голову повредить?
– - спросила Лиза ласковым голосом.
– - Уронили...
– - еле выдавил я из себя.
– - Как уронили? Кто?
– - замерла Лиза.
– - Из любимых рук...
– - Из "любимых рук"? Как такое возможно? Может,
Мне было трудно говорить, и я булькнул что-то невнятное. Но Лиза и не ждала ответа.
– - Нет, Ваня, этого быть не может, -- пустилась она в размышления.
– - Ничего из влюблённых рук так просто не вывалится. Если что-то вывалилось, значит, это не любовь была, а так... Ну, ещё из рук вырвать могут... Бывает... Всякое бывает, но, чтобы просто так выпала... это ты какие-то сказки рассказываешь.
Бересклет стоял в сторонке, с интересом поглядывал на мою окровавленную голову и разговаривал с садовником.
– - Вы точно тело не нашли? Хорошо смотрели?
– - Всё что есть, -- ответил старик.
– - Только голова была. В округе всё пошарил, не сумлевайтесь, под кажный кустик заглядывал, под кажное деревце. Думал, можа, хоть какой кусочек завалялся, хоть какой-нибудь клочок малюсенький, но боле ничего не нашёл.
– - Да-а, без тела, конечно, не примут...
– - задумчиво сказал Бересклет.
– - Надо искать.
– - А что тело...
– - прошамкал старик.
– - Главное, голова, а тело новое прирастёт.
– - Прирастёт, говоришь... Бывает, наоборот, голова исчезает... Тут бабка надвое сказала.
Лиза вдруг встрепенулась.
– - У меня бесхозное тело есть, тоже без головы, примерно Ваниной комплекции, -- сказала она, почему-то густо покраснев.
– - Что же ты молчала, Лизонька!
– - обрадовался Бересклет.
– - Где оно у тебя?
– - На складе... в бутафорской. Точнее... у подруги, но я ей сейчас позвоню.
Бересклет нахмурился.
– - Кто тебе позволил разбазаривать театральный реквизит?
– - Так я же не навсегда -- только на три дня попользоваться... Для антрепризы... Подружка меня тоже не раз выручала! Вот... Ну что вы, Вячеслав Вячеславович, я же не для себя -- всё для театра стараюсь.
– - Ладно, только впредь предупреждай. Без спроса больше -- ни-ни. Сейчас к твоей подруге заскочим, потом... на операцию...
– - Ага, я её сейчас только предупрежу, чтобы приготовила...
К счастью, к подруге ехать не пришлось. Только отъехали, глядь, а на обочине безголовое тело стоит. Руку вытянуло и машет ею, пытаясь поймать попутную машину.
– - А не Ванечка ли наш сигналит?
– - вглядываясь с надеждой, спросил Бересклет.
– - Да, точно он!
– - Он, Вячеслав Вячеславович!
– - звонко обрадовалась Лиза.
– - Ваня в этой одежде на именинах был! Помните? Мы ему этот костюм Пушкина подарили.
– - Помню, помню... Ну и слава богу, а то пришлось бы Ванюше с чужим телом-то... куда?.. И смех и грех...
Посадили меня в машину и голову мне в руки сунули. Я держал её на коленях, щупал всю такую побитую, израненную и перебинтованную, но такую дорогую и родную, и удивлялся: не такая уж она и лёгкая...
– - Не переживай, Ваня, -- успокаивала меня Лиза.
– - Мы тебе голову на место пришьём. Ещё лучше, чем прежде будет. Может, ещё гением станешь...
– - Если опять головушку не потеряет...
– - добавил Бересклет.
Дальше во сне случился какой-то провал. Я совсем не помню, как меня привезли, не помню и операцию. Вот я в машине -- и вдруг меня уже на каталке везут две медсестрички, как ни странно наши молодые гримёрши Аня и Маша. Я лежал неподвижно, точно без сознания или под наркозом. Голова и нос мои были перебинтованы так, что осталась только прорезь для глаз, а щёки и подбородок были сплошь заклеены лейкопластырями. Шрама на шее не было.
– - Жалко Ваню, не повезло ему, -- сетовала Маша.
– - Вроде обычная операция, а он в кому ушёл.
– - Ничего, выкарабкается, -- уверенно сказала Аня.
– - Молодой и стимул есть, мотивация...
– - Какой стимул?
– - Стимул -- зашибись... Говорят, влюбился наш Ваня по уши.
– - А, ну да, ну да... А врач сказал, вероятность прийти в себя всего пятнадцать процентов.
– - Ты этих врачей больше слушай! А кто голову пришивал, этот же врач?
– - Нет, Бересклет. Лиза ассистировала...
– - Ну вот, я же говорила...
– - обрадовалась Аня.
– - Теперь я за Ваню спокойна. Я вот и смотрю: даже рубца не осталось.
И тут я понял, что всё происходит не в больнице, а в нашем театре. Аня и Маша заглядывали то в одну, то в другую гримёрную, и там, как в больничных палатах, стояли койки, на которых лежали больные актёры и неизвестные мне люди. Везде было занято. Последняя палата, как раз моя гримёрная, оказалась тоже полностью заполнена немощными, и Аня устало сказала:
– - Всё-таки какой невезучий наш Ваня! Бедненький! Ладно, давай его туда, что ли, положим, -- и указала на неизвестного мне грузного мужчину, лежащего возле окна.
– - Там же Владимир Анатольевич лежит, -- удивилась Маша.
– - Ничего страшного, Власову недолго осталось. Смотри, как мучается!
– - Он уже давно так мучается. Может, ещё нескоро...
– - Какая тебе разница! Всё равно уже не жилец!
– - Мне просто Ваню жалко. Мужчина тучный такой, всю кровать занимает. Давай лучше вон к худой бабушке Вале положим. Она высохшая вся... К тому же она народная артистка, -- может, не будет скандалить.
– - Совсем сбрендила? Ты как это себе представляешь? А если Ваня на её пенсию позарится?