Театральные подмостки
Шрифт:
– - Прошу, Иван Михайлович, поужинать с нами, чем Бог послал,-- сказал он.
– - Весьма польщён... Тронут до глубины души... Великая честь попотчевать столь выдающегося актёра... У меня, сами знаете, как. У меня когда свинина -- всю свинью давай на стол, баранина -- всего барана тащи, гусь -- всего гуся!
Я озадаченно поскрёб затылок. Это уже был больше Собакевич, чем великий актёр Михаил Ломарёв.
– - Спасибо, я сыт...
– - Когда ж тебя успели покормить?
– - весело воскликнула Лиза.
– - Ну давай, не вредничай! Всё для тебя!
Я
– - Да нет, правда пока не хочу. Может, позже.
Есть и правда совсем не хотелось, тем более не вызывала доверия огромная румяная свинья, с хитрой ухмылкой на физиономии, у которой угрюмый Собакевич и Бересклет, с лоснящимся лицом от жира, выели полбока. Я просто содрогнулся, на них глядючи. И на прожорливую вегетарианку Леру было больно смотреть. Перед ней на большой тарелке лежала баранья нога, которую она всякий раз с трудом поднимала и, еле удерживая в своих хрупких руках, выгрызала кусок. Рядом с тарелкой горой лежали обглоданные кости. Меня так и подмывало спросить: дорогая, а как же борьба с калориями и вегетарианство? А ещё я чуть не ляпнул: любимая, ты одна, без Шмыганюка?
А вот Лиза почему-то к мясному не прикасалась. Она пила кофе из маленькой чашечки и время от времени хрумкала неимоверно большой плиткой шоколада.
– - Ну, Иван, как прошли смотрины?
– - хмурясь, спросил Ломарёв.
– - Ознакомился со своей истинной жизнью? Рассказывай без утайки, тут все свои.
– - Спасибо, ознакомился.
– - А меня там видел?
– - спросила Лиза своим тоненьким голоском.
– - Мы там с тобой случайно не женаты?
– - Вот этого я не знаю, -- сказал я и скосил взгляд на Леру.
– - К сожалению, скорей всего, нет...
– - Ой как жалко!..
– - простонала Лиза.
– - А я так надеялась!..
Лера даже голову не подняла и, кажется, даже не вздрогнула. Я замешкался и, стремясь свильнуть в сторону, обратился к Бересклету:
– - А вы, Вячеслав Вячеславович, какими судьбами здесь?
– - Да всё за тебя, Ванечка, переживаю. Боюсь, как бы ты тут в одиночестве умом ни пошатился...
– - И я очень боюсь, переживаю, места себе не нахожу...
– - чирикнула Лиза.
– - Тронут. Да я как-то уже и не скучаю...
– - задумчиво сказал я и не нашёл ничего лучше, как спросить: -- С каких пор, Вячеслав Вячеславович, вы стали странные шапки носить?
– - Что ты, Ванечка! Это хобби у меня давно. Ты, верно, не замечал. Сколько себя помню, головные уборы коллекционирую. Казалось бы, всё отдал бы за какую-нибудь новенькую шапочку. Что-нибудь этакое оригинальное, с помпончиком, с рюшечками, какую-нибудь мурмолочку, чтобы сердечко радовало. Но последнее время я редко-редко что-то такое встречаю. А без этого у меня и вдохновения-то нет. Пусто на душе и уныло. У тебя никакой шапочки на примете не завалялось?
– - Да есть, как же... Могу вам свою шапку-ушанку подарить, и кепка там ещё... на антресолях. Вы у моей вдовы спросите, ей теперь без надобности, она отдаст. Даже, Лерочка?
– - Барахла не жалко...
– - Напрасно ты голову открытую носишь, -- торопливо советовал Бересклет, -- шапочка обязательно нужна. Я даже сплю в чепчике, а как же, на крайний случай платочек подвязываю. А то так и мысли могут выветриться.
– - Бересклет подвинулся ко мне поближе и заговорщицки зашептал: -- Мысли и украсть могут, если их шапочкой не прикрыть.
Сразу на сердце тоскливо стало, муторно. Мне как раз о душе подумать нужно, а тут приходится всякий бред слушать, общаться с неприятным человеком.
Бересклет вдруг напустил на себя серьёзный и озабоченный вид и говорит:
– - Вообще-то, Ванечка, правильно подметил: не просто так пришли. Талант нас твой беспокоит... Талант у тебя огромнейший, мало, кто так одарён, ох и мало, единицы! Раньше-то он у тебя никак проявиться не мог, не прорваться, не пробиться... Теснился где-то в душе... А сейчас наконец-то на свободу вывалился...
– - О чём это вы, Вячеслав Вячеславович?
– - с усмешкой спросил я.
– - Скажу тебе по секрету, Ванечка: ты затем в этом страшном театре оказался, дорогой мой, чтобы твой талант наружу вышел...
– - Ну да, теперь ему самое время выходить...
– - Я сейчас новую пьеску ставлю. Думаю, и тебя привлечь. На главную роль...
– - Меня?.. Премного благодарствую от щедрот ваших...
– - Напрасно иронизируешь. Я понимаю, ты на меня в некоторой обиде: я тебя зажимал, главных ролей не давал. Но теперь всё изменилось: всецело покорён твоим талантом и готов предложить нечто очень серьёзное. Это поистине звёздная роль. Она подымет Ивана Бешанина на недосягаемую высоту.
– - И как называется ваш новый спектакль?
– - "Нет кривды на земле, но нет её и ниже".
– - Да-а, интригующе... Многообещающее название...
– - Признаюсь, раньше о тебе даже и не вспомнил бы, а теперь, думаю, только твой талант сможет осилить эту роль.
– - Как же я вам сыграю, когда я вроде как умер?
– - О тебе и речи нет, -- насмешливо сказал Бересклет.
– - От тебя, конечно, толку уже, как от дохленькой анорексички... Я о твоём таланте говорю...
– - Ой, Вячеслав Вячеславович, всё-то вы загадками говорите!
– - певуче и насмешливо сказала Лиза.
– - Ваня же не понимает, какое радостное событие в его жизни случилось... Ваня же думает, что он умер, что его землёй засыпали, могильной плитой придавили...
Лера усмехнулась и принялась дальше баранью ногу обрабатывать.
– - Кто, Ванечка умер?
– - Бересклет напустил на себя озадаченный вид.
– - Какой Ванечка? Наш Бешанин? Ванечка, побойся Бога, ты правда так думаешь? Да ты у нас, как Ленин, живее всех живых... Даже выглядишь здоровее Ильича...
Меня этот цирк немного озадачил.
– - Вообще-то я уже это слышал, -- хмуро сказал я.
– - Даже сам себя живого видел. Кстати, на "Ящике Пандоры". Только никак понять не могу, что это за фокус такой.