Театральные подмостки
Шрифт:
– - "Я -- часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо".
– - Вот!
– - возликовал режиссёр.
– - Ведь можете же, можете! Я не ошибся, разглядел талант! Поймали суть роли -- держите её! И запомните главное: никакой демонстрации силы! Этим вы только отвратите обывателя. А вы должны вызвать доверие, жалость, выдавить слезу... как минимум. Кстати, вы способны накричать на кого-то, испытывали гнев, ярость?
– - Вообще-то я могу обозвать нехорошим словом, -- пропищал желторотый актёр и покраснел.
– - А вот это надо беспощадно искоренять в себе, искоренять всеми силами!
– - Буду стараться, Вячеслав Вячеславович.
– - Посмотрим ещё кого-нибудь?
– - спросила Лиза.
– -
– - задумчиво ответил Бересклет.
– - А вы, молодой человек, идите, репетируйте. И главное, не упустите образ. От себя там что-нибудь придумайте. Импровизируйте, старайтесь, главное -- как можно убедительней войти в образ... Вы должны добиться полного перевоплощения!
Как только юный актёр отошёл от стола, Бересклет спросил у Дионисия:
– - Ну, как, подойдёт на роль Мефистофеля?
Разумовский тотчас же напустил на себя озабоченность и заёрзал на стуле.
– - Странный у вас какой-то Мефистофель...
– - Что поделаешь, у каждого свой дьявол. И у меня свой, настоящий...
– - Может вы и правы...
– - кисло улыбнулся Дионисий.
– - И всё-таки я не понимаю, Вячеслав Вячеславович, почему вы хотите, чтобы я сыграл доктора Фауста? Человек в крайностях интересен, а я уже не способен ни на какие крайности.
Лиза Скосырева сидела тихая и пришибленная, временами покрывалась румянцем и краснела, ежеминутно безуспешно пыталась натянуть чёрную, траурную юбчонку на острые коленки и теребила верхние пуговки своей поплиновой блузки. Казалось, Дионисий обладал какой-то таинственной властью женщинами в целом и над Лизой в частности.
– - А я не люблю крайности. Всё нужно чередовать. Сегодня фитнес, а завтра ноль пять водочки. Сегодня -- один, завтра -- другой...
– - вдруг брякнула она и покраснела по самую макушку.
Бересклет снисходительно улыбнулся и сказал:
– - Поймите, Дионисий, вам подвластен любой образ, какой бы отрицательный или положительный он ни был. Вы изучили все метастазы человеческой сущности, это большая редкость. Дар -- это ещё не всё, нужны знания, нужна личность.
– - Нет уж, увольте, дайте мне роль какого-нибудь безумного поэта с трагической судьбой или, быть может, сумасшедшего художника вроде Иеронима Босха.
– - Напрасно вы себя недооцениваете. Самый главный враг творчества -- это здравый смысл. Мне нравится ваша непредсказуемость, ваша ненормальность, в хорошем смысле этого слова, ваша тонкая, ранимая душа... Вы пережили муки настоящей любви и через это обрели духовное перерождение... Теперь вам подвластна любая роль, любая человеческая индивидуальность.
– - Да, но я читал ваш сценарий. У вас же Фауст -- полный кретин, ловелас и дамский угодник. Вы его с Казановой случайно не спутали? Или с Дон Жуаном?
– - А я и не претендую на истину. Я только хочу, чтобы зрители были потрясены моими свежими образами, моими гениальными творческими находками, моими откровениями... Я, как и вы, люблю копаться на тайных, скрытых задворках души, а не там, где... лежит у всех на виду, где очевидно и натоптано. Сейчас искушённую публику по-другому не проймёшь.
– - И всё же... если вам идеальный любовник нужен, вон этот жених... Обратите внимание, как талантливо делает вид, что любит. Шмыганюк его, кажется, фамилия. Да и невеста тоже. Удивительная гармония!..
– - В том-то всё и дело!
– - воскликнул Бересклет.
– - Что касается любви -- никто не знает, что это такое! У кого-то лучше получается, у кого-то -- хуже, но у всех сквозит фальшь! А вы на своей шкуре испытали. Даже вот Лизонька попала под ваши чары, под ваш магнетизм...
– - Ой, ну что вы, Вячеслав Вячеславович!
– - ещё пуще зарделась Лиза.
Дионисий грустно улыбнулся.
– - Вы поймите, Вячеслав Вячеславович, мне сейчас это уже неинтересно. Образно говоря, я мечтаю сыграть в таком спектакле, когда в зале нет ни одного зрителя... Это как Вселенная, которая тщательно маскируется, делает вид, что пуста и безмолвна... Не слышно ни дыхания, ни плача, ни смеха, ни возгласа восторга, а уж тем более недовольных выкриков, никакого сопереживания -- это всё эмоции, которые не дают почувствовать главное -- разгадать, что творится там, в безмолвии... Только так можно почувствовать смысл, разгадать все тайны, понять замысел Творца.
Явление 1 1
Нераспустившиеся цветы жизни
Певуны по очереди брякали связками, кто по две песни, кто -- по три. Дионисий не очень-то обращал на них внимания, да и мне было всё равно, но тут на сцену вышли дети...
Находись я в себе, я бы точно со стула грохнулся. Это были дети Ксении, которых я видел в спектаклях, и вместе с ними та девчушка из кошмарного сна про суд. Она выглядела, как самая старшенькая. Ребятишки были одни, без Ксении. Дионисий посмотрел (и я вместе с ним) на Оскара, Графина, Шмахеля и Стаса, и по всему было видно, что детей они не узнают. Впрочем, это и понятно, ибо здесь рядом с ними совсем другие женщины, а не Ксения, которую они, похоже, вообще не знают. Ведь это её дети, пусть даже, так сказать, и гипотетические.
Дети были худенькие и измождённые, жалкие и напуганные, бледные, глазёнки голодные, одеты нищенски -- старые тесные обноски, на рубашонках, штанах и платьицах заплата на заплате.
Ещё на спектаклях я заметил одну странность. Смотрел и поражался. Вроде все их отцы -- откать последняя, и ничего хорошего не заслуживают, но дети почему-то красивые и удивительные. Прямо хоть в кино снимай. А с другой стороны, чувствуется, что-то в них не так...
Помнится, в ТЮЗе мы ставили "Хрупкий каменный цветок" по мотивам сказов П.П.Бажова "Каменный цветок", "Горный мастер" и "Хрупкая веточка". Идея спектакля вкратце такова. Данила-мастер пытается изваять каменный цветок совершенной красоты. Самосильно бьётся не покладая рук днем и ночью, игнорируя даже невесту Катю, и доводит её до слёз и обмороков. А чтобы добыть самый дорогой камень, нанялся в горные мастера к Хозяйке Медной горы. Её он тоже всячески игнорирует, несмотря на то что та крутилась вокруг да около и чуть ли не рвалась из платья (в переносном смысле, детский театр всё-таки...), а рубил камень наотмашь, со всей дури, тесал уверенной рукой и шлифовал без сна и роздыху. Иной раз и перекусить забывал и выпить. Но цветок у него так и не вышел... То есть вышел, но красота его была какая-то холодная, неживая, и светился так, что глазам больно было. Да и не суждено было тому цветку людям показаться... А вот Митя, сын Данилы, создавал, на первый взгляд, простенькое из самого дешёвого и невзрачного камня какую-нибудь веточку с листиками -- а листик жучком подъеден, или на нём червоточина, или ещё какой изъян -- словом, как живое. Это и оказалось самой истинной красотой и подлинным искусством.
И вот сейчас эти дети напомнили мне красивые каменные цветы, которых никто никогда не увидит. Только в незнакомой мне девчушке чувствовалось что-то настоящее и особенное, таинственное и притягательное, живое и вечное... И красота её не смазливая и кукольная, а какая-то загадочная и удивительная.
Дети спели песню "Мама" из кинофильма "Мама". И так, знаете ли, эта песня меня за сердце взяла, да тряхнула хорошенько, что будь я в себе, я точно бы слезу уронил. Тем более что на фортепьяно аккомпанировала моя любимая учительница Надежда Васильевна. Помните эту песню? Чудесная мелодия Жерара Буржоа и Темистокля Попа и прекрасные стихи Юрия Энтина. Вот припев и первый куплет: