Тебе больно?
Шрифт:
— Он мудрый, — громко объявляю я, заслужив несколько косых взглядов. — Если я — дикая собака, то ты — сова.
Еще один смех, сотрясающий тело, и я чувствую, что моя душа немного облегчается. Саймон не заинтересован в починке моих сломанных частей, но он также сглаживает их, даже не пытаясь. Совсем чуть-чуть.
— Татуировка хорошо заживает?
Моя ухмылка расширяется, и я показываю ему свою ногу.
— Она идеальна. Я хочу еще одну.
— Мы можем сделать еще одну, но давай подождем до подходящего момента, хорошо?
Еще
— Как я узнаю, что это подходящее время?
Он похлопывает меня по ноге, пока автобус мчится по дороге, с визгом останавливаясь перед нами. Никто из нас не встает, чтобы уйти.
— Ты узнаешь.
Глава 6
Энцо
Ladra — воровка.
Моя рука прижимается к шершавой поверхности белой акулы подо мной. Она плавно скользит по воде, ее тело покачивается взад и вперед, когда она плывет.
Она безмятежна. Я ничуть не возражаю против того, что держусь за ее плавник.
На одном из ее зубов зацепилось пластмассовое кольцо, но я дал ей привыкнуть к моему присутствию, прежде чем вытащить его. То, что никогда не должно быть во рту ни у одного гребаного животного.
Хотя я бы не возражал, если бы оно было намотано на чью-то шею.
Блять. Воровка.
Это все, о чем я могу думать — постоянный цикл в моей голове, напоминающий мне, как легко меня разыграли. И единственным, кто был настолько глуп, что позволил ей войти, был я.
Сомневаюсь, что я единственный, кто стал жертвой этих больших, печальных глаз.
Когда я проснулся на следующее утро после того, как трахнул ее, мое сердце уже накачивало организм адреналином. Я просто знал, что она сделала что-то, чтобы меня поиметь. А когда я обнаружил, что она исчезла, мой страх закрепился.
Мне потребовался остаток дня, чтобы понять, что она сделала. Из моего бумажника ничего не пропало, и мой сейф остался нетронутым. Только когда я зашел в свой кабинет и обнаружил, что нижний ящик стола не заперт, я понял, что она что-то вытащила.
Ничего не пропало, и я несколько дней не мог понять, что она задумала. То есть, пока я не заглянул в свой кредитный отчет и не обнаружил, что у меня есть новая кредитная карта. Которую я ни хрена не открывал.
Эта сука украла мою чертову личность.
С тех пор прошло несколько недель, и с тех пор я постоянно звоню, чтобы узнать, сколько средств списано с моего счета. Она не просадила деньги, как я ожидал, но время еще есть. До сих пор я не могу понять, в чем ее суть.
Не могу понять и свою собственную, учитывая, что я не заставил себя заморозить счет и позвонить властям.
И
Злость, проходящая через мою систему, чертовски поразительна. Если бы я не контролировал свои эмоции, мне было бы опасно заходить в воду сегодня.
Акулы чувствуют, когда мы не расслаблены. Повышенное сердцебиение было бы равносильно тому, чтобы прикрепить к моему телу кишки тюленя и отправиться в плавание.
Я достаточно зол, чтобы сразиться с двухтонным животным, и хотя я не могу пообещать себе, что выиграю, я бы устроил действительно хороший бой. Проблема в том, что я не хочу драться с акулой.
Что я хочу сделать, так это прикончить маленькую сирену, которая меня обманула.
Господи, и подумать только, что на одну гребаную секунду я вообразил, что, возможно, захочу увидеть ее снова.
Я выкидываю ее из головы, пока что сосредоточившись на красоте передо мной. Она бросается влево, слегка взмахивая хвостом и выбивая меня из равновесия.
Именно здесь, внизу, я чувствую себя наиболее спокойно — плавая рядом с самым свирепым творением матери–природы.
Я провожу рукой по ее плавнику, уговаривая ее вернуться в расслабленное состояние.
Медленно я скольжу вверх по бокам ее тела и к ее рту, продолжая поглаживать ее. Она четырнадцатифутовая и громоздкая. Покрыта шрамами от спаривания, что дает мне надежду на исследования. Не так уж часто нам попадаются самки, достаточно зрелые, чтобы родить.
Внимательно следя за языком ее тела, я зацепил пластик и медленно снял его с ее зуба. Затем я отпускаю ее плавник, позволяя ей выплыть из моей руки, а сам нацеливаюсь на лестницу, ведущую в вольер в десяти футах от меня. Как только моя голова выныривает из воды, я вижу, что мой партнер по исследованиям, Трой, присел у лестницы и ждет меня.
— Ты в порядке, Цо?
Я ненавижу, когда он меня так называет.
Его рыжие вьющиеся волосы сегодня собраны в пучок, а веснушки, разбросанные по каждому дюйму его лица, выделяются под голубым светом.
— Перестань меня так называть, придурок, — отвечаю я.
— Ну, ты весь день топчешься на месте. Удивительно, что она тебя не укусила. Я ожидал, что сегодня придется доставать сачок и вылавливать твои конечности.
— Смотри, как я брошу тебя в воду, чтобы вместо этого выловить твои, — отвечаю я, выходя из воды, стараясь при этом обрызгать Троя. Он только хихикает, уже привык к моему отношению.
— Она уже готова? — спрашивает Трой, обращаясь к акуле, кружащей в массивном вольере.
Несколько лет назад я построил этот исследовательский центр с нуля — Vitale Oceanic Research for Selachians. Это дело всей моей жизни, и мне выпала честь заниматься им с тех пор, как я получил финансирование от правительства.
Это огромная лаборатория, построенная в нескольких сотнях миль от береговой линии. Сюда можно добраться только на лодке или вертолете — это одна из моих любимых вещей, когда я нахожусь здесь. Это оазис.