Тебе держать ответ
Шрифт:
Но он ничего не сказал. Просто смотрел Рейнальду Одвеллу в спину, молча, пока тот уходил.
Когда дверь закрылась и в замочной скважине со щелчком повернулся ключ, Адриан без сил опустился на постель. Он устал, у него болело всё тело, он опять чувствовал себя больным. Он стал стаскивать с себя рубашку, ворот которой так заботливо укладывал лэрд Рейнальд — и застыл на полпути, с поднятыми руками и задранными локтями.
Он слышал голос.
«Адриан…»
Очень далёкий, неуверенный, как будто уставший от долгих, бесполезных воззваний, но звавший всё равно. Смутно знакомый. И в то же время —
«Адриан… Адриан… Адриан…»
Он зажмурился. Том говорил ему, что это случится. Что он услышит это однажды. Что она всегда говорит с такими, как он. Умеет как-то находить их. И напоминать им о том, что они ей обещали, если им не посчастливится забыть или сделать вид, будто забыли…
«АДРИАН».
Она уже была здесь. Здесь, в нём, в его голове. Совсем рядом. Она нашла его и поняла это. И обрадовалась.
Его обдало холодом, когда он ощутил её радость.
«АДРИАН! Я знала! Знала, что ты жив, что ты здесь! С тобой всё в порядке? Ты сердишься на меня? Но я знала, что ты должен оказаться там, именно там, Адриан. Ты должен быть там, где…»
Она говорила торопливо, сбивчиво, и каждое слово будто вбивало гвоздь в его висок. На мгновение ему захотелось раствориться в этом голосе, нырнуть в него и утонуть, и не слышать никогда ничего больше… Адриан стиснул зубы, заставляя себя вынырнуть из этого омута. Отчего-то ему стало противно, неизъяснимо противно слышать этот голос — хотя он знал, что она права, и он делал, и ещё сделает то, что она сказала. Но слышать её он не хотел. Не после того, как она продала его Индабиранам — не важно, почему, и о чём она в это время думала, и кому она желала добра.
«Никто никому не желает добра», — подумал Адриан Эвентри, ложась на мокрую измятую постель, где метался в бреду столько дней. Рейнальд Одвелл сказал, что не бывает дурных людей, но он сам запутался в собственной лжи. Если нет дурных людей, то и хороших тоже нет. И добра никто никому не желает, так же как и зла. Каждый лишь стремится сделать то, что он хочет и должен сделать.
«Вот и я, — решил Адриан, — буду заботиться только об этом».
С этой мыслью он закрыл глаза и больше уже не слышал никаких голосов.
3
Ему сшили новую рубашку взамен порванной. На миг у Адриана мелькнула шальная мысль: а что, если и эту порвать, опять сошьют заново? Так полотна не напасёшься. Тем более что полотно это наверняка из здешних запасов, из сундуков его матери. Поэтому он не чувствовал себя вправе так по-детски мелочно пакостить своим захватчикам. Это было просто глупо.
На третьей неделе своего пребывания в родных стенах Адриан наконец вышел из бывшей комнаты Анастаса. Двое незнакомых с виду солдат, с красно-оранжевыми лентами на древках алебард, отвели его вниз. Они не прикасались к нему; один шёл впереди, освещая факелом крутые ступени, другой замыкал, не давая возможности незаметно улизнуть в боковой проход.
Когда тяжёлые двери большой пиршественной залы распахнулись, у Адриана перехватило дыхание.
Дубовые столы, крытые багровой бархатной скатертью, нескончаемым рядом тянулись вдоль стены. Они уже были до отказа завалены яствами, отражение пламени настенных факелов колебалось на поверхности вина в кувшинах, бульонов в супницах и соусов на широких плоскодонных блюдах. Пир ещё не начался, это
Адриан Эвентри смотрел на всё это и думал о том, как всё же странно, что первый пир в этом зале, в доме его отца, на который он приглашён, происходит вот так. Прежде он мог только подглядывать вместе с младшими да слушать менестрелей, спрятавшись на верхней галерее. А теперь он стоял на пороге в этот зал в одежде цветов своего клана и должен был сесть рядом с этими людьми, и пить с ними в том самом месте, где пировали его родные. Отец не оказывал ему такой чести. Зато её оказали ему те, кто убил его отца.
Адриан оглянулся и обнаружил, что его больше не конвоируют. Никто не глядел в его сторону, и он нерешительно осмотрелся, не зная, что должен делать теперь. К еде пока никто не прикасался. Все, казалось, ждали чего-то. Или кого-то.
Адриан только теперь увидел, что место во главе стола пустует.
Он мгновенно окинул взглядом собравшихся, выискивая Рейнальда Одвелла или ещё кого-нибудь в бело-лиловых цветах. Не нашёл, зато наткнулся взглядом на Топпера Индабирана, сидевшего в противоположном конце стола. Для него также приготовили кресло во главе, но в нижнем конце, таким образом, оставив лэрду Одвеллу наиболее почётное место в этом зале. Лэрд Одвелл, однако, не проявлял ответного уважения и задерживался. Впрочем, пока ещё не слишком сильно.
Мимо Адриана пронёсся слуга с гигантским блюдом, на котором опасно раскачивался здоровенный жареный павлин, утыканный перьями. Адриан едва успел отскочить в сторону, иначе бы его сшибли с ног. Слуга пробормотал извинения — и, встретившись с Адрианом взглядом, осёкся на полуслове.
Он его узнал. Его или его цвета — не важно. Адриан смотрел слуге в лицо, казавшееся смутно знакомым, но припомнить точно не мог. Да ему это и не требовалось. Ему было достаточно этого взгляда.
— Лэрд Эвентри, — прошептал слуга и, стушевавшись, поклонился. Адриан медленно повернулся в сторону стола. Снова посмотрел на пустующее кресло с высокой резной спинкой, стоящее на небольшой возвышенности во главе пиршественного стола.
И тогда его охватило чувство, совершенно для него новое и незнакомое, но от того не менее восхитительное. Не задумываясь, что делает, и не дав себе времени передумать, Адриан решительно двинулся вперёд. От двери, через которую он вошёл, торопился кто-то ещё, слуги сновали туда-сюда, и его шаги не привлекали внимания до тех пор, пока он не оказался возле самого стола. Сидевший по правую руку от кресла мужчина в цветах Кадви оживлённо флиртовал с жавшейся к нему женщиной и не обращал внимания на то, что происходит у него под носом. Адриан посмотрел на него, чувствуя сумасшедшее, злое веселье.