Тебе посвящается
Шрифт:
– Я, конечно, пока что плошаю, Лена, ты права, – сказал Валерий, принимая все на свой счет. – Но как, конкретно, быть? – Он, раздумывая, закусил губу.
– Сегодня уже поздно... – Лена помедлила немного. – Может, завтра вместе что-нибудь придумаем? Завтра ведь воскресенье.
Действительно, воскресенье. А он и позабыл... Обыкновенно же в субботу это часто вспоминается. Значит, завтра свободный день, и они с Леной увидятся не в школе!
– Давай, верно, попробуем придумать, – проговорил он, не выказывая радости. – Может, что получится...
Оставалось
– У тебя телефон есть?
– Нет. А у тебя?
– Есть. В коридоре у нас. В общем, есть.
Он записал ей номер своего телефона, и Лена, прощаясь, пообещала:
– Я позвоню тебе завтра часа в два.
...С десяти часов утра Валерий стал бегать на телефонные звонки. Он не мог допустить, чтобы трубку снял кто-нибудь, кроме него. Вдруг у Лены в плане дня что-либо переменится, она позвонит не в два, а раньше, к телефону подойдет домработница соседей Алена и, не расслышав, как это с ней бывает, кого просят, скажет: «Таких нет. Частна квартира»... И Валерий без устали бегал в коридор на звонки.
До двух она не позвонила. В два Валерий, выйдя в коридор, в упор посмотрел на телефон, но тот был безмолвен. Валерий простоял возле него несколько минут, держа руку на трубке. Звонок не раздавался. Он снял трубку, услышал гудок: аппарат был исправен.
Валерий вернулся в комнату, присел. Посмотрел на часы – пять минут третьего. Тут он вспомнил, что Лена обещала позвонить «часа в два». Часа в два, а не в два часа! Значит, есть еще время.
Мать, лежавшая на диване с журналом, встала, потянулась и, лениво коверкая слова в длинном зевке, слегка посетовала себе под нос:
– Что-то ты сегодня, Валерик, неприкаянный какой-то... – Потом совсем другим голосом, озабоченным и внятным, она проговорила: – Надо тебе сегодня ушанку покупать. В кепке уже холодно, а прошлогодняя твоя зимняя – совершенно куцая; я вчера вынула из нафталина.
– Прохожу в кепке, – отозвался он беспечно.
Да он скорее с непокрытой головой встретил бы зиму, чем ушел из дому сейчас, когда, может быть, еще позвонит Лена!
– Ну, это ты брось, – сказала мать категорически. – Пойдем-ка.
– Мама, я не могу, – ответил он.
Он и вправду не мог – и не только уйти. Ожидание поглощало его без остатка. Он не мог продолжать донельзя будничного пререкания. Чем привычнее было все вокруг, тем невероятней казалось, что эта обычность нарушится звонком Лены.
Ольга Сергеевна не расспрашивала и не настаивала. Она деловито обмерила голову Валерия клеенчатым сантиметром. Отбросив сантиметр в ящик, плотно прижала ладонь к его лбу. Потом отняла ладонь, пристально посмотрела ему в глаза:
– Здоров? – и отправилась за шапкой одна.
Стало немного легче. Телефон, однако, молчал. Обострившимся слухом Валерий уловил, что кто-то в коридоре снял трубку. Оказалось, что сосед, шестиклассник Женя, собирается
– Валерий, тебя!
Валерий нарочито медленно, чтобы утишить сердцебиение, подошел, кашлянул и, изловчившись, произнес почти равнодушно:
– Да?..
– Валер, ты? – услышал он и, еще не зная, кто это, испытал опустошительное разочарование: голос был мужской. – Чем занимаешься?..
Теперь Валерий узнал Игоря Гайдукова. Он не обрадовался. В ту минуту его волновало только одно: Игорь занимает телефон. Игорь же сначала очень обстоятельно рассказал о спектакле в ТЮЗе, на котором только что побывал, потом подышал в трубку и спросил:
– Как, серчаешь еще?
– Да, – ответил Валерий.
– Вот я и слышу, – сказал Гайдуков. – Так вот, брат, не виноват я перед тобой. По трем, значит, причинам...
«По трем причинам!» – ужаснулся Валерий, представив себе, как Лена, пока Игорь излагает эти причины, без толку пытается дозвониться и, отчаявшаяся, уходит из автоматной будки... Душа не лежала мириться с Игорем, но главным для Валерия было – тотчас закончить разговор. И он поспешно ворчливо перебил:
– Ладно, чего долго рассуждать! Может, и верно, ты не виноват. Хватит про это!
– То-то и оно! – проговорил удовлетворенно Гайдуков. – Ну, будь здоров. Может, сегодня заскочу. Пока!
Валерий со вздохом повесил трубку.
В три она не позвонила. В четыре – тоже. Валерии, сутулясь, ходил по комнате и гадал: «Заболела? Но вчера была здорова. Раздумала? Но почему? Просто забыла? Едва ли...»
В половине пятого зашел за «Комсомольской правдой» Владимир Андреевич, отец Жени. (Соседи выписывали разные газеты и потом давали их друг другу читать.) Остановившись в дверях, он спросил Валерия:
– Случилось что-нибудь?..
– Да нет, ничего, – ответил Валерий и перестал ходить по комнате.
Он сел, и стало явственно слышным тиканье стенных часов. Каждое «тик-так» отдаляло его от двух часов, когда звонок был реален. Он вышел в коридор, словно там, где не было часов и тиканья, время проходило не так скоро и не так пугающе безостановочно.
Вернулась из магазина мать, и это говорило только о том, что приближается вечер. Она щелкнула выключателем. Свет лампы был неприятен – еще одно подтверждение того, что наступает вечер.
Приоткрыла дверь Марина Петровна, мать Жени, и позвала Ольгу Сергеевну с Валерием «на чашку чая». Такие общие чаепития или ужины часто устраивали по воскресеньям дружившие между собой соседи. Особенно по вкусу это было матерям – хождение в гости избавляло то Марину Петровну, то Ольгу Сергеевну от хозяйственных хлопот. Кроме того, Женя, страдавший отсутствием аппетита, в гостях и при гостях ел, по словам Марины Петровны, куда охотнее. Это также было немаловажно.