Технофобия
Шрифт:
— Дела?… — пробормотал я и оглянулся на поверженного мутанта. Действительно, смысла убивать его не было, — …нормально дела. Троих подстрелил, щас спущусь!
И побрел прочь. У входа меня встречали другие бойцы, от десятка их осталось восемь, а также целая свалка мутантских трупов.
— Неплохо для новичка, — командир похлопал меня по плечу, — я уж думал, ты будешь для нас обузой. Или вообще сбежишь. Уж прости, но, говорят, вы, технофобы — народ пугливый.
— Не надо обобщать, — огрызнулся я.
— Ладно, не обижайся, — сдал назад командир, — кстати, локаторы зафиксировали несколько красных точек внутри того места, откуда ты вышел.
— Живые — может быть, — хмыкнул я, — но уже небоеспособные. Добивать не стал, пусть помучаются.
— Ну вы и звери, технофобы! — рявкнул командир группы с восхищением в голосе, — не вопрос, пусть мучаются.
— Внимание всему личному составу! — прозвучал в голове голос командора, — отбой боевой тревоги. Возвращайтесь на базу.
Представления любого человека о незнакомом лично ему предмете, как правило, сводится к набору стереотипов. От инспектора ГИБДД легко отмазаться, уплатив штраф «на месте». Сантехник не может связать двух слов без третьего матерного. На стройке трудятся исключительно выходцы из бывших «братских» республик, разве что под руководством «нашего» прораба.
Так же и с казармой. Точно не знаю, какой процент моих современников не был в этом «замечательном» месте, но в том, что стереотипов о нем до фига — уверен. Казарму принято представлять огромным, как футбольное поле, холодным бараком с длинными рядами коек. Кроме того, ее непременными атрибутами считаются: запах дешевого курева, дембеля, бренчащие на гитаре, грубые, уровня «ниже пояса» шуточки, а также самоволка в ранге высшей идеи. Одни мечтают о самоволке, другие делятся с мечтателями свежими впечатлениями.
Тысяча лет из всего этого сохранила разве что огромные размеры помещения да ряды коек. Холода и запаха курева не было и в помине, дембелей же не могло быть в принципе, учитывая ситуацию в мире. О самоволке разговоров я тоже не слышал, да и не до нее, признаться, было. Вымотавшись после обороны базы, бойцы либо отлеживались на койках, тупо глядя в потолок, либо восполняли потерянные калории в столовой.
Не могу сказать, что сам я ни капельки не устал и не проголодался, однако ни лежать, ни есть мне на тот момент не хотелось. Целый букет новых впечатлений, полученных в «боевом крещении» перебил мне и аппетит и сон. Я сидел на своей, в смысле, никем до этого не занятой, койке и, подперев голову руками, переваривал эти самые «новые впечатления», до конца не веря, что все это произошло на самом деле и со мной.
По сути дела, я перешел черту, которая до этого казалась мне непреодолимой как Великая Китайская Стена. Я убивал, пусть не совсем, но людей, косил их пачками, не испытывая ни сожаления, ни сомнения. Стрелял из-за угла, стрелял в спину, понимая на уровне инстинкта, что если я не буду убивать их, они убьют меня. Но, скажите на милость, откуда у меня, человека одной из самых мирных профессий, человека, тушевавшегося даже перед хамоватым соседом, такие инстинкты?
Тот мутант, которому я сохранил жизнь — не в счет. Я не добил его по одной-единственной причине — успокоенности. Проще говоря, я убедился, что мне уже ничто не угрожает и принцип «либо ты — либо тебя» перестал действовать. И все же, как он вообще мог овладеть мной?
Я вспомнил свое снаряжение, особенно шлем с ментальной связью. По своей ли я воле действовал? Не позволяет ли пресловутая «ментальная связь» не только передавать информацию, но и управлять поведением людей?
Эту первую мысль — превращение бойцов в зомби и марионеток в руках командора при помощи ментальной связи, я отмел довольно быстро. Нет, на зомби из киношных страшилок мое поведение вовсе не походило. Страх, инстинкт самосохранения, кое-какая смекалка, другими словами, признаки самостоятельности во мне в тот момент присутствовали. Будь я зомби, кинулся бы под пули с криком: «За Родину! За командора!».
Не стоит, впрочем, особенно обольщаться. Мои современники в свое время тоже были уверены, что действуют по своей воле и в собственных интересах, попав под влияние какого-нибудь Кашпировского или Мавроди. И совершали, если смотреть со стороны, несусветные глупости, но с вроде бы трезвым расчетом: на исцеление от неизлечимых болезней, на легкое обогащение, и так далее. Но здесь, наверное, не тот случай.
Еще я вспомнил об уколе, поставленном у мастеров. Что-то вроде наркотических грибов, что принимали викинги перед битвой, чтобы стать безумно-бесстрашными берсерками? Или «озверина», от которого осатанел милейший кот Леопольд? Нет, это было бы слишком примитивно, особенно для высокотехнологичного будущего. В конце концов, берсерк, что ломится в строй врагов, круша все на своем пути, и (что греха таить) хладнокровный убийца — две большие разницы.
Будущее, будущее, не очень-то ты оказалось гостеприимным ко мне. И ни на йоту не захотело стать понятнее. Потому что первоначальная версия — о несчастном, загнанном под землю человечестве, из последних сил борющееся за выживание против уродливых злобных монстров, становилась все более сомнительной. Кем-кем, а несчастными мои боевые товарищи не выглядят, да и не имеют для этого особых причин. Да больше половины моих современников могло только мечтать о комфорте этой базы. Тепло, сухо, кормежка, пусть не отличающаяся вкусом, зато сытная. Плюс — никаких трудовых напрягов. Всю работу делает техника, а также таинственные мастера.
Можно будет не работать, на то техника есть. Техника работает и снабжает всем необходимым.
Не так уж далеко от истины. Не Золотой Век, конечно, но и не кошмар тотальной бойни. Как говорится, приспособились. Во всяком случае, назвать людей четвертого тысячелетия кормовой базой мутантов у меня не повернется язык. И цифры — не в пользу этого эпитета.
Во время обороны базы одной только нашей группой было ликвидировано не менее полусотни мутантов при двух убитых с нашей стороны. Двадцать пять к одному — такой счет не в свою пользу даже легендарный омский «Газмяс» себе не позволял. У первой группы, которая и ударила в первую очередь, потери, наверное, побольше, но все равно… Противник бежал — именно бежал, а не отступил, причем далеко не в полном составе. Окрестности базы буквально завалены серокожими трупами. Ну и кто после этого «несчастная жертва»?
После битвы встретил в коридоре командора, довольного и итогами сражения вообще (после целой недели неудач) и мной в частности. Молодец, технофоб, сказал он. Я слышал, что такие как ты сражаются как звери, но чтоб настолько!
Вот вроде бы комплимент, а словно подчеркивал мой статус «представителя низшей расы». Или я сам его подчеркнул — своим поведением в бою, поведением, как мне казалось, не особо выделяющемся на общем фоне. Как говорится, на войне как на войне. От командорова же комплимента повеяло каким-то снобизмом в духе английских колонизаторов в Африке или Индии. Ну дикари, ну звери, ну дают!.. И не важно, сражаются ли «звери-дикари» на твоей стороне, или против тебя.