Техномонстры
Шрифт:
— Не понимаю я вашей логики, божества… — сказала Филика.
Красп приоткрыл один глаз и опасливо огляделся. Арахк выжидающе смотрел на командиршу. Застывшие пауки, казалось, вторили своему богу.
— У меня есть одна интереснейшая история, — решил сгладить ситуацию прим. — Как-то поздней весной…
— Я-х-о-ч-у-Ф-и-л-и-к-у, — отрезал Арахк.
— Ах, ты меня хочешь? — командиршу бросило в озноб от возникших в голове образов.
Божество ничего не ответило.
— Ну ладно уже, — странным образом ненависть Филики к Арахку сменилась чем-то вроде симпатии, — девочка выросла. Выросла чёрствой и бессердечной стервой. Когда настал час, она с радостью покинула родительский дом и пустилась странствовать.
— П-о-з-в-о-л-и-т, — сказал Арахк и опрокинул стол, будто тот был для него не тяжелее пушинки. Со звоном подносов, массивная золотая поверхность навечно накрыла сотни не успевших разбежаться пауков.
Только сейчас Филика обнаружила, что её ноги приклеены к полу густой и невероятно прочной паутиной. С запозданием она начала понимать, что её самые страшные опасения начинают сбываться.
Красп всё так же сидел рядом. Скованный невидимой силой. Неспособный пошевелить и веком. Застывшие глаза упирались взглядом в стену со светящимися самоцветами. Ему повезло, он не видел того, что происходило рядом. Вот только слышал…
Арахк медленно приближался к кричащей, трепыхающейся, как пойманная зверька, Филике. Согнутая спина, медленно, совсем не по-человечески передвигающиеся человеческие ноги, возбуждённый до предела мужской половой член… В попытке освободиться Филика опрокинулась вместе со стулом, сильно ушибла бедро и локоть. Но это было ничем по сравнению с предстоящим…
Ткань в подаренной божеством одежде сама разошлась в нужном месте. Филика взвыла от ужаса, боли, страха и… наслаждения…
— М-н-е-о-ч-е-н-ь-о-д-и-н-о-к-о, — всё повторяло божество леденящим душу голосом. Его горячее, пахнущее кровью, дыхание обжигало лицо, хитиновое тело, словно наждачная бумага, тёрлось о тело.
Пауки радостно копошились вокруг.
Глава 14
Скука…
Скука не стеснялась показывать своё уродливое лицо. Какое-то время Тартору удавалось прятать его за ширмой игр с шакалами. Чтение «Книги Божественных Величий» тоже помогало. Но от унылой морщинистой старухи спрятаться было не так просто, как хотелось бы. Скука покорно ждала, пока Тартор вымотается, устанет, и сразу же возвращалась. С ещё большей наглостью и упорством.
Воздух был холодным, но безветренным. Тёплой одежды было предостаточно. Дров для отопительной печки в салоне хватало на несколько без насморочных месяцев. А если и случись чего — поблизости всегда есть деревья, уж очень хорошо годящиеся для растопки. Запасов еды, пусть и вяленой, хватало в изобилии. С вином и пресной водой проблем тоже никаких не предвиделось. Размеренная, унылая и неменяющаяся день ото дня жизнь. Как раз берег реки, пусть и неспокойной, рядом. Разве не о такой жизни Тартор мечтал в последнее время? Что ж, пора привыкать…
Шакалы всё время бегали за Тартором, стараясь как можно больше раз потереться о хозяина мохнатыми тельцами и лизнуть в сапог. Такой слепой преданности не от каждой одомашненной псины ждёшь, а чтобы ещё и от диких обитателей леса — вообще что-то невообразимое.
Тартор даже дал им имена: зверька с перебитым ухом он назвал Бон, с чепрачным окрасом — Мон, полосатая сучка получила кличку Мона, а самому крупному и мохнатому досталось гордое имя Тифуариус, в честь одного долговязого прима пьяницы, с которым Тартору приходилось пересекаться несколько раз по наёмническим делам.
Ну, для самих шакалов эти имена были делом весьма условным… Стоило, к примеру, хозяину произнести странное слово «Тифуариус» и поманить, как зверьки всем скопом облепляли его, радостно поскуливали и подпрыгивали в попытке лизнуть в руку или в лицо, если совсем уж повезёт.
Лошади паслись на берегу Нали, так что питья и еды у них было в достатке. Кому-кому, а им такой затянувшийся привал был в радость. После долгих и изнурительных дней путешествия — ленивое бездействие… лучше нельзя и придумать!
Однажды после обеденного сна, который стал неотъемлемой частью нудного распорядка дня, Тартор вспомнил, что давно не практиковался в боевом мастерстве. Конечно, вскоре это мастерство ему сотню тысяч лет не нужно будет, но пока оно ещё нужно. Схватив любимый трофейный эспонтон, добытый в ожесточённом бою с группой доблестных караванщиков (ещё в те смутные юные годы службы жреца в бандитской шайке), Тартор вышел из кареты и направился на ближайшую поляну. Делать ничего не хотелось, и битые полчаса он просто разглядывал оружие: узорное широкое лезвие из стали мастеров Стальни, отдалённо напоминающее продолговатый лепесток клевера, теснённая платиной загадочная монограмма «ЛЕ», двухметровое древко с металлическим стержнем внутри и округлым металлическим набалдашником в конце. Такая вещица на чёрном рынке Старого Рина стоила бы не меньше полусотни золотых монет.
В конце концов, Тартору надоело любоваться незаменимым орудием кровопролития, и он отложил его в сторону. Вначале разминка тела — самая нудная часть тренировок, но и самая необходимая. С каждым новым упражнением кровь растекалась по жилам всё быстрее. Стало жарко, и Тартор снял кафтан. Небольшая пробежка с преследующими и весело тявкающими шакалами, кувырки, растяжка, отжимания… Вроде бы тело готово. Эспонтон приятной тяжестью лежал в руках. Раскрутка перед грудью, поворот корпусом и выпад. Перепуганные шакалы отскочили кто куда. До конца тренировки приближаться к хозяину они больше не осмеливались. Занос за спину и боковой удар, занос, удар, занос, удар. Смена позиции, поворот корпусом, выпад. Тартор упёр оружие набалдашником в землю, резко выдохнул несколько раз в попытке восстановить сбитое дыхание, отёр рукавом пот с лица. Да, нужно поменьше на вино налегать — проклятая отдышка. Заложив эспонтон за спину, обхватив правой рукой древко, Тартор принялся отрабатывать технику «удлинённой руки» — одну из сложнейших боевых техник, которой, в своё время, он обучился в Храме Терпения, что и по сей день стоит на отшибе Посёлка Отшельников. «Порхай как бабочка, жаль как змея» — фундамент этой техники. Хоть Тартор всегда смутно себя представлял в виде мелкого крылатого насекомого или клыкастого чешуйчатого гада, но «удлинённой рукой» овладел в совершенстве. Плавные, направленные усыпить бдительность врага круговые движения наконечником, на первый взгляд неуклюжие, а на самом деле отточенные до автоматизма передвижения, молниеносная атака. Редкий противник способен устоять в таком бою.
— Опять ты! — разозлился Тартор при виде уродливой зеленоволосой старухи.
— Я, родненький, я, — подтвердила Скука и оголила беззубый рот в отвратительной улыбке.
— Сдохни, тварь! — от всего сердца пожелал Тартор и нанёс боковой удар. Старуха с не старушечьей ловкостью присела, увернувшись от смертоносного клинка. Без лишних раздумий Тартор совершил колющее движение. И на этот раз старуха проворно уклонилась, словно была величайшим мастером рукопашных единоборств, а не стареющей развалиной.