Технотьма Пароль: "Вечность"
Шрифт:
Улица упиралась в стену цеха с воротами на первом этаже и тускло светящимися окнами на втором. Я остановился, увидев у стены слева от ворот три пары перекрещенных балок, торчащих из земли. На них висели тела.
Чак сказал:
— Тут стойте, я поговорю. Наёмник, вниз меня.
Я всё ещё не очень-то доверял карлику, но сейчас выбора не было. В любой момент тот сарай могли найти диверсанты, нам пришлось уйти оттуда за Чаком и дальше позволить ему командовать нами, вести за собой.
Когда я опустил его на землю, карлик побежал через лужи к калитке в створке
Донёсся стук, скрипнуло железо, в калитке раскрылись два окошка, из нижнего показался ствол, в верхнем — лицо. Чак что-то забубнил, но я не слушал — смотрел на большие Х-образные кресты, где висели распятые тела.
— Кто это? — спросил я. — Мутанты? У вас распинают мутантов?
— У нас? — ответила Юна непонимающе.
— В смысле, почему они распяты?
— Ну… их так убивают.
А ведь на груди у монаха висел похожий крест. Интересно, как изменились религиозные символы после Погибели, чем бы там она ни была. Они теперь распинают мутантов — и монахи носят на груди изображения такого распятия. Надо позже расспросить Юну обо всём этом.
Переговоры завершились. Чак отступил, лязгнули засовы, и калитка в воротах открылась.
— Топливные короли за порядком следят, так что не боись, не нападут на вас, — заверил карлик. — За мной давайте.
Большой цех наполняли гул голосов, шарканье ног, кашель, смех, шум перебранок. В железных бочках у стен горел огонь, вокруг стояли люди, грелись, негромко переговариваясь, или сидели на корточках, играли в кости прямо на бетонном полу. Кто-то спал на длинных лавках, накрывшись тряпьём, один человек, забравшись на ржавый токарный станок, что-то вещал, на него со скучающим видом смотрели несколько слушателей. Рядом шли тараканьи бега, там кричали, размахивая руками, и звенели монетами.
Карлик быстро вёл нас вперёд. Под далёким потолком к стенам прилепились решётчатые настилы, на некоторых дежурили охранники с ружьями, в брезентовых плащах и старых строительных касках.
— Здесь у них вроде центральной площади, — пояснил Чак. — А там улицы.
Улицами назывались идущие от цеха в разные стороны тусклые коридоры. Одни — пустые, в других под стенами сидели люди в лохмотьях. Мы прошли мимо входа в коридор, озарённый электрическим светом, который лился из раскрытых дверей вместе со звоном стаканов и женским смехом.
— Вот бы мне вас где спрятать. — Чак хмыкнул, потирая ручки в шерстяных перчатках без пальцев. — Лучший местный бордель. Наёмник, ты б, думаю, заценил, да вот девушка наша не поймёт.
Когда мы обошли тёмную дыру, накрытую решёткой, он добавил:
— От через такие дыры когда-то сюда мутанты и пролезли. Через дыры да через канализацию. Говорят, натуральная бойня тогда была.
Рокоча двигателем, из коридора впереди в цех въехал небольшой сендер. От борта к борту над головой водителя шла железная дуга, где ярко светились фары, ещё три горели на бампере. Двое в сендере были одеты так же, как и те, с ружьями, наблюдавшие за жизнью ночной Балашихи сверху: брезентовые плащи и помятые строительные каски. Должно быть, когда-то здесь нашли склад рабочей одежды, и она стала частью униформы местной охраны.
Машина медленно покатила по цеху наперерез нам.
— Идём! — прошипел Чак. — Спокойненько, не дёргаемся…
Я запахнул куртку, под которой за поясом была хауда. Сидящий рядом с водителем человек, привстав, оглядел нас, тронул напарника за плечо и показал в нашу сторону. Мы приближались к двум открытым дверям в конце цеха. Машина стала поворачивать.
— Некроз вам в печень! — прошептал Чак.
Впереди раздался шум. Какой-то человек, оглядываясь на сендер, метнулся за ряд стоящих под стеной станков, между которыми на натянутых верёвках сушилось всякое тряпьё. Напарник водителя выкрикнул что-то, тот крутанул руль, и машина рванулась за беглецом. Карлик приказал:
— Вперёд, быстро, но не бегите!
В один из дверных проёмов вошли попарно шесть человек, тащившие на шестах большой заостренный бур. От раскалённого железа шёл жар — наверное, только что из печи. На шеях и запястьях носильщиков были браслеты, скрепленные цепями. Когда рабы скрылись из виду, Чак сунулся за ними, но сразу попятился обратно. В грудь его упирался ствол порохового самострела.
— Куда прёшь? — спросил охранник.
Разговор получился недолгий — карлику указали на соседнюю дверь, и он повёл нас туда.
— Что это там за мастерские, почему в тот коридор не пустили? — спросил я.
Чак махнул рукой:
— Не знаю, что за мастерские. Небось секретное что-то клепают, оружие или оборудование какое новое… Не наше дело, главное — дальше можем идти, и хорошо.
— А куда дальше? — спросила Юна. Ей, как и мне, не нравилось происходящее. — Куда ты нас ведёшь?
— Не боись, девушка, не в ловушку. Я ж знаю, о чём вы оба думаете: а не сдал ли Чак нас топливным королям? Так от знайте, Чак не предатель, за такое дело в воровской общине Крыма быстро бы… Раз — и нету у тебя головы. Если Чак за дело взялся, то до конца его доводит, вот так.
Вскоре мы вышли в крытый переход между двумя цехами — протянувшийся метрах в десяти над землёй тёмный коридор.
Карлик спросил у Юны:
— Ты где с монахом договорилась встретиться?
— Он называл это место Обзором. Я никогда не была здесь…
— Ну от, а я был. Обзор — так крышу трубы называют. Большая такая, широкая очень, на колоннах стоит. Сверху её перекрыли такой вроде крышей с дыркой посередине, а ещё выше навес сделали, и там, вверху, теперь вроде кабака. Место людное, открытое, вам там показываться нельзя. А под Обзором, ближе к основанию, помосты на балках. Их листами железа разгородили и теперь называют Торговыми складами. Внутри трубы по спирали такой спуск идёт широкий, разбит перегородками. Между ними комнаты. Товар в складах можно оставлять, а самому на ночлег в комнатах устроиться. Кто, значит, для торговли в Балашиху приезжает либо же проездом в Москву — там и останавливается. Вот и вас я туда определю. Уже насчёт комнаты договорился, ага.