Текел
Шрифт:
– Может ты и прав. – Согласился я, злостно запихивая в рот бургер. – А может, и нет.
Мы закрыли эту тему. Молча, сидели и жевали. Вскоре мне позвонила мама, как я и прогнозировал.
– Ты где? – Спросила она.
– Я в Макдональдсе. С Олегом. Все хорошо.
– Когда ты придешь? Ты на время смотрел?
– Да.
– Давай, иди домой!
– Скоро приду, не переживай.
Через полчаса мы пошли домой.
Я зашел в темную квартиру. Стояла абсолютная сонная тишина. Я тихо стянул туфли и на цыпочках вошел в свою комнату, расстелил постель, разделся, выключил свет и лег. Не успел я сделать вдох, как дверь распахнулась
– Ты как?
– Все хорошо.
– Проводил своего друга?
Она не знала про меня и Софью. Я не считал нужным рассказывать ей о своих делах на любовном фронте. Это лишнее.
– Да. – Говорю. – Проводил.
– Он плакал? – Без тени улыбки на лице спросила она.
– Нет, он выдержал. – Усмехнулся я, глядя в потолок.
– Ладно. Спокойной ночи.
– Спокойной.
Она выключила свет и ушла.
Снова темнота, снова тишина, снова тоска. Сквозь окна простирался лунный убаюкивающий свет.
Заснуть не удавалось в течение нескольких часов. Я думал о своем будущем, думал над тем, что сказал Олег. Может, он и прав, серьезно. Мне восемнадцать, ей тоже. Мы дети, а то, что было, походит на недолгий подростковый роман, который случался у каждого в жизни. Но мне было дурно от этих мыслей. Не хотелось, чтобы все это было на время. Уж очень она мне нравилась и не уверен, что смогу найти когда-нибудь девушку, лучше нее. Господи, да я ослеп. Весь земной шар покрылся для меня мраком, кроме того места, где сейчас обитала она.
Я проснулся в десять утра и побежал к телефону. Там было одно сообщение. Софья: «Мы прилетели! Все хорошо! Я люблю тебя!» Мне стало легче. Я не потерял ее. Она рядом, просто к ней нельзя прикоснуться. Я могу разговаривать с ней, когда захочу. Это неплохо. Непорочная любовь на расстоянии.
3 глава
Безрадостная, ветреная и облачная осень разбудила меня рано утром, шепнув на ухо: «Пора на учебу… Уже 1 сентября!»
Мне предстоял первый день в университете. Каждый первокурсник чувствует какой-то трепет и ажитацию перед этим важным событием. На протяжении двух лет я постоянно думал о студенческой жизни, воображал каждую трещину в здании своего ВУЗА, представлял лицо каждого одногруппника, преподавателя. Это была моя цель – поступить. А теперь мне почти все равно. Я думал, что когда сдам эти проклятые, бесполезные экзамены, которые сожрали целый легион моих нервов, буду самым счастливым человеком на Земле. А в итоге, после того, как я получил результаты и аттестат, из моего рта вылетела лишь одна короткая фраза:
– Я рад, что это в прошлом.
Теперь я рылся в своем шкафу, в одних трусах и думал: «Что же мне надеть?». Вошла мама. Она, по-видимому, волновалась больше, чем я.
– Ищешь одежду?
– Да. – Я оторвался и посмотрел на нее. – Ты чего встала так рано? Иди спать.
– Оденься получше! Красиво оденься!
– Это не сделает меня красивее.
– Одежда отвечает за 50, а то и 60 процентов привлекательности человека!
– Ладно.
Я вытянул синюю рубашку и показал ей.
– Нормально?
– А пиджак?
– Какой пиджак? – Скривил я лицо.
– Ладно, давай сюда. Поглажу.
– Спасибо.
Пока она гладила, я вымыл голову, почистил зубы, проверил не написала ли мне Софья в социальной сети. Мы общались с ней каждый день. Ей нравилось в Германии, даже очень. Но были проблемы с языком, как я и думал. Мне не приходилось изучать Германию с географической точки зрения, и я никогда не интересовался, как там живут люди, но теперь это стало для меня самым интересным в мире государством. Софья и ее семья жили в трехкомнатной квартире, в городе Оринген, а та самая школа искусств, по ее словам, располагалась в 180 километрах от них, поэтому родители решили отправить ее жить в общежитие, во Франкфурт. Я переживал за нее. Во-первых, она не знала языка, а это означало, что ей будет очень трудно, ведь она там никого не знает. Во-вторых, немецкие девушки, насколько известно, не все блещут красотой, а вот она настоящая красавица, и это значит, что на нее будут пялиться все похотливые фрицы в округе. От одной только этой мысли, у меня сжимались кулаки.
Я взял блокнот, ручку, надел только что тщательно разглаженную теплую рубашку, брюки, туфли и вышел. На улице было тускло и безжизненно. Один только чумазый таджик с квадратным телом старательно тер метлой по асфальту и вытирал пот со смуглого лба. Я залез в машину, завел двигатель и подумал, что скоро придется колесить в университет на метро, в потной, злой давке, ведь через пару дней домой из командировки должен вернуться брат, и машина снова перейдет во владения хозяина.
Я передвинул рычаг на «Д», отпустил тормоз, нажал на газ, машина тронулась, и вдруг упали обороты. Заглохла. Попробовал снова. Опять глохнет. Еще раз. Двигатель отказывался набирать обороты, только скидывал. Я вышел, открыл капот, как истинный, эксперт в машинах проверил первым делом: масло, свечи и на этом, пожалуй, моя проверка остановилась. Я не знал в чем проблема. Чертовы машины. Отец спал крепким сном, как обычно, и будить его не хотелось. Я залез и попробовал снова. То же самое. Я начал потеть, рубашка сильно намокла. Вокруг ни одного мужика, только тот таджик, который стоял на одном месте и махал туда-сюда метлой. Я позвонил маме:
– Алло.
– Да?
– Машина не заводится.
– Как это?
– Не знаю. – Раздраженно ответил я. – Не заводится!
– Сейчас папу разбужу.
– Не надо. Это не поможет. Просто скажи, чтобы он проверил ее, когда проснется, а я поеду на метро.
– Ладно.
– Пока.
Я вышел, закрыл двери и пошел к метро. Там кишели заспанные массы, они борзо и лихо шлепали карточками по турникетам и пробегали между ними, как патроны из пулемета.
Вся платформа была усеяна ожидающими людьми. Поезда приезжали, глотали часть пассажиров и уезжали. Потом приезжали другие. Пока мне удалось запихнуть себя в вагон, прошло пять поездов. А когда я оказался внутри, меня сдавили со всех сторон так, что глаза чуть не вылетели наружу. Я еле-еле протиснул руки и крепко прижал их к карманам, чтобы никто ничего оттуда не вытащил. Вагон, как назло, каждую минуту мощно потряхивался. Наши тела были скреплены воедино, как мозаика, и поэтому никто не падал. Но меня постоянно кто-то лягал спиной по носу. Воняло. Я вспотел еще сильнее. Люди были злы и отчаянны. Трудящиеся плебеи ехали в разные места, но всех нас объединяла одна цель – деньги. Кто-то подобрался к ним близко, а кто-то, как я, только начал свой путь.
Прибыв на место, мне пришлось немного повозиться: спрашивать у всех подряд куда идти и что, собственно, делать. Вокруг было много моих ровесников и людей постарше. Они все пошли в какой-то главный зал, и я последовал за ними. Этот зал представлял собой огромную аудиторию. Я занял удобное кресло в красной обивке, почти на самом верху. Потихоньку заполнились все места. Люди были веселы, улыбчивы, заряжены энергией и готовы к учебе, не то, что под землей, в метро. У этих есть надежда. А я уже заранее знал наверняка – будет скучно. Но раз уж я сунулся туда, куда мне вовсе не хотелось, придется отвечать за это. Помню, в классе девятом я клялся всем, кому только можно в том, что никогда не буду поступать в технический ВУЗ. Говорил: «Я хочу быть журналистом или кем-то в этом роде», но потом мне сказали: