Текел
Шрифт:
– Адам. – Сказала она. – Это ничего не значит. Мы будем общаться. Мы будем вместе. Ты же знаешь.
– Конечно. – Я глянул на ее отца, и понял, что наш последний поцелуй состоялся вчера. – Все будет хорошо. Мы же на связи.
– Да… Мы не потеряемся.
– Обещаешь? – Еле улыбнувшись, спросил я.
– Обещаю! – Бойко ответила она.
Я прижал ее голову к груди и поцеловал в пробор. Она обняла меня так сильно, что чуть не сломала мне все ребра.
– Не люблю прощаться… – Сказала она. – Ненавижу.
– Наверное, это самая распространенная фраза, которую люди говорят в аэропортах.
Она отпустила меня и улыбнулась.
Мимо нас пробегали сумасшедшие люди разных национальностей. У всех разный пол, лица, волосы, одежда, намерения, судьба, проблемы, любовь, ненависть,
– Адам. – Сказала Софья, вытирая слезу. – Вот, возьми.
Она протянула мне листок.
– Что это?
– Тут адрес Церкви.
Я взял его и медленно поднял на нее глаза.
– Хорошо, я приду.
– Там ты почувствуешь связь со мной.
– Я приду.
– Обещаешь? Если ты не хочешь – не заставляй себя, не делай это ради меня. Делай ради себя. Ты ведь веришь в Бога, а без Церкви нет спасения.
– Обещаю. Приду…
– Соня. – Окликнул ее отец. – Началась регистрация.
Она обернулась и крикнула отцу:
– Сейчас, сейчас!
– Напиши, как приземлитесь. – Говорю.
– Обязательно. Слушай, на следующее лето, я жду тебя!
– Я постараюсь.
– Постарайся.
Она взяла меня за руку.
– Я люблю тебя… – Сказал я и почувствовал, как жар подступил к щекам.
– И я тебя.
– До встречи, а?
– Да, – Я медленно кивал, – до встречи.
Она отпустила мою руку и потихоньку начала отдаляться. Затем развернулась и побежала к родителям. Я пошарил по карманам, нашел маленький леденец, развернул его и положил в рот. А она удалялась все дальше и дальше, как корабль в море. Вскоре они встали в очередь на регистрацию. Софья повернулась, посмотрела на меня и помахала рукой. Я помахал ей в ответ. Мы неотрывно смотрели друг на друга, в течение пяти минут. У меня колотилось сердце, потели руки, и чесался нос. Месяц назад, когда она сказала мне об этом, я очень расстроился, но теперь, когда этот момент настал, мне было более чем паршиво. «Ничего» – думал я. – «Приеду к ней летом». Но во мне бурлил страх. Больше всего на свете я забоялся, что разлюблю ее или она меня. Побоялся, что мы и впрямь потеряемся в этом ужасном мире.
Она махнула мне последний раз и исчезла из поля зрения. Софья уже на 10% была в Германии. А я на 100% в отчаянии.
На выходе я наткнулся на какого-то еврея в сером костюме и с жидкой бородкой. Ему было лет пятьдесят с виду. Стоял с сумочкой и нервно дергал молнию на ней. Туда-сюда. У него весь лоб вспотел. А глаза зоркие, как у ястреба. Хищно кого-то искали. И я попался. Он умилился и сосредоточился на мне. Видимо разглядел
– Шалом! – Ликующе закричал он, встав у меня на пути.
– Здравствуйте. – Спокойно поприветствовал я, притормозив.
– Хах! – Взыграв духом, усмехнулся он. – Ты же наш! Да? Ты же наш?
– Вряд ли. – Я пожал плечами, обошел его и пошел дальше.
– Погоди, не уходи! – С типичным еврейским акцентом продолжал он. – Я же вижу! Ты таки наш! Кудрявый красавчик! Тут в Москве, однако, не часто наших встретишь.
– Какой наш? – Спросил я, переходя дорогу.
– Ну, ты же наш! Еврей! Мы русские евреи! А ты что скрываешься? Тогда я буду тише, если хочешь.
Он волочился за мной до самой машины и все повторял, что я «наш».
– Что вам надо? – Сказал я, наконец, когда мы пришли на стоянку и подошли к машине.
– А ты чего такой хмурной? Обидел кто?
– Да.
– Так, расскажи кто! Поделись!
– Так. – Буркнул я. – Вам деньги нужны?
– А что? Почему сразу деньги?
– Вам нужны деньги или нет?
– Ну, вообще, да. До сына хотелось бы доехать.
– И сколько нужно для этого?
– Ну, ты все-таки наш… – Он хитро улыбнулся и помахал перед моим носом указательным пальцем.
– Сколько нужно?
– Ну, в общей сложности, тысяча рублей. Мне бы хватило тысячи, да.
– Слушайте, это Москва, а не Дубай. – Я достал кошелек, вытянул сто рублей и протянул ему. – Больше не могу, простите.
Он принял купюру так, словно ему вручили положенный паек из Синагоги.
– Ну, мы же евреи, должны помогать друг другу, согласен? На то мы, брат и евреи, чтобы помогать друг другу.
– Все люди должны помогать друг другу. По возможности.
– Ну, правильно, да.
– Удачи. Мне пора.
Я открыл дверь, плюхнулся на сиденье, закрылся и завел машину. Он не уходил, стоял и размышлял, почесывая затылок. Дождется, наверное, пока я уеду и пойдет дальше искать «своих». И все-таки его немного жаль. Разве он попрошайничал бы, если у него все было бы хорошо? Конечно, нет. Я не из тех, кто считает евреев «жидами» и ни в коем случае не вешаю на них вселенскую вину за все людские неудачи, но попадись этот сын Авраама, кому-нибудь другому, и у этого человека сразу же появится предвзятое отношение ко всей нации. Так всегда.
В аэропорту простых зрителей не бывает. Здесь все задействованы. Начиная с рабочих, которые развозят тележки для багажа и, заканчивая людьми, вроде меня, павших духом, ну или таких, как этот еврей. Но у него, наверное, совсем все худо.
Я выехал из аэропорта и поехал в сторону дома. Стылое низкое небо совсем потемнело. Моя машина тихо скользила по освещенной ровной трассе, а я плавно крутил руль, откинув голову назад. «Жизнь продолжается» – Давал я поддержку самому себе. – «Но уже без Софьи. Пустяк. Переживу. Раньше же обходился как-то без нее. Все будет хорошо. Мы будем вместе. Рано или поздно, точно». Настроение было подавленное и даже слезливое. Я съехал с кольцевой дороги и углубился в город. Тоска усиливалась. Я включил радио и начал шастать по волнам, в поисках подбадривающей, позитивной музыки. Но наткнулся на похоронный рок. Переключить на другую волну у меня просто не хватило сил. Эта музыка очень даже подошла к моему настроению, но и прикончила его в конец, опрокинув меня в полнейшую меланхолию. Я проезжал мимо ресторанов, магазинов, шаверменных прилавков, питейных домов и невольно задумался: «А не запить ли мне свое горе?» Притормозив возле какого-то чудаческого кабака, я вылез из машины и зашел внутрь. Пятница. Людей было полно. Все вокруг разговаривали, орали, спорили, хвалились, пердели, рыгали, плакали, пели. Что угодно, только не молчали. У барной стойки околачивалась целая орда жаждущих посетителей. Совсем не так я себе представлял все это. Думал, зайду сейчас в пустой бар, удобно усядусь на высокий стул, закажу чего-нибудь крепкого, а потом добродушный старый бармен подойдет и спросит: «Эй, друг, в чем дело?», ну, и тут я ему все выложу. Он подбадривающее похлопает меня по плечу и выдавит из себя что-то вроде: «Так бывает, дружище. Все будет нормально», а затем распишет и свою душераздирающую историю. Но так, наверное, только в фильмах бывает.