Тектология (всеобщая организационная наука)
Шрифт:
Иногда, разумеется, бывает, что политические потребности вынуждают поступать так или иначе, не считаясь с экономической целесообразностью. Поэтому не будем судить о том, правильно или ошибочно было мероприятие в тех конкретных условиях, при каких оно было выполнено. Нас теперь занимает только вопрос об условиях равновесия между трудом и удовлетворением жизненных потребностей. Как представляется дело с этой точки зрения?
Труд ответственных работников является не только сложным, но отчасти даже творческим, требует особенного нервного напряжения. Поэтому для его успешности необходимы такие специальные условия, как возможность сосредоточиваться в самом процессе работы, с одной стороны, и полный отдых нервной системы в промежутках — с другой. То и другое исключается в казарменно-каморочной обстановке. Тут опять выступает закон наименьших. Во всяком общежитии условия труда и отдыха «равняются по наихудшему». Все нарушения мира и порядка действуют на каждого обитателя: один нервный и беспокойный или больной человек лишает спокойствия и отдыха также всех прочих; один работающий по ночам подрывает дневную трудоспособность многих других и т. д. Жилищный «индивидуализм» англичан и американцев, которые строят дома так, чтобы каждая семья, каждый, даже комнатный, квартирант жили достаточно изолированно, — этот жилищный «индивидуализм», есть несомненно, одна из причин их особенно высокой работоспособности.
Не надо упускать из виду глубокого различия между процессами производства и распределения, с одной стороны, и потребления — с другой. Во-первых, коллективизм, коммунизм, социальное единение и регулирование означают увеличение силы, представляют путь к победе над природой; во-вторых, этого вовсе нет: потребление по самой природе своей индивидуально, тут один человек не может реально помогать другому. Правда, в старые времена совместный стол, пиршества, собутЫльничество играли немалую роль в укреплении социальной связи между людьми; это зависело от того, что на низших ступенях развития удовлетворение таких потребностей являлось высшим наслаждением в жизни и объединение на его почве служило средством сближать людей, создавать у них взаимное расположение. На этом принципе и теперь основываются дипломатические банкеты и всякие официальные обеды, которыми открываются совещания дельцов. Но для современного трудового человека, мало сведущего в гастрономических наслаждениях, подобные пиры, которые тянутся часами, потому что все должны ждать каждого и каждый всех, только несносно скучны, а то и противны как пережитки варварства. А грядущим поколениям с их коллективно-трудовой эстетикой станет даже нелегко понимать, как это могли люди собираться вместе для выполнения таких неизящных и, пожалуй, неопрятных действий, как жевание, глотание и проч., которые все равно каждый выполняет только индивидуально. Это будет восприниматься Приблизительно так, как уже мы воспринимаем грубый коммунизм уборных, столь еще распространенный, к сожалению, в нашей стране, но почти исчезнувший на Западе.
Коллективизм труда и коммунизм распределения не только не связаны с коммунизмом в удовлетворении личных потребностей, но скорее противоположны ему.
Нам пришлось уже упоминать об «ответственной» работе. Что это за особый тип труда и какие специальные потребности ему соответствуют?
Это может быть труд сложный, квалифицированный, как чаще всего и бывает, но может быть и сравнительно простой, даже самый простой. Он социально характеризуется тем, что от его нормального хода зависят большие возможности общественной пользы или вреда. Успех или неуспех обширного предприятия, а с ним судьба тысяч работников и т. д. зависят от действий его директора-руководителя: целесообразное функционирование большого административного механизма или бесплодная волокита с огромной растратой времени и сил лежит на «ответственности» заведующего этим механизмом; жизнь или гибель многих людей — на ответственности военного командира, но также и на ответственности часового при пороховом складе или даже стрелочника на железной дороге.
Ясно, что всякая ответственная работа требует прежде всего полного, ничем не отвлекаемого в стороны и непрерывного внимания к ней: достаточно, чтобы оно ослабело или рассеялось на самое короткое время, и этот момент по закону наименьших может определить неудачу важного дела, большое бедствие и т. п. Поэтому здесь всякое урезывание заработка, всякое стеснение условий жизни, способное создавать для работника мелкие материальные заботы и тем ослаблять сосредоточение сил его на основном, является грубой организационной ошибкой. Соответственно большим или меньшим потребностям, смотря по уровню сложности труда, здесь должен проводиться принцип обеспеченности работника, достатка, освобождающего от мелочей и зацепок. Всякое отклонение от этого принципа неэкономно, скажется рано или поздно непропорционально большими потерями. Стоит сопоставить грошовые экономии на жалованье стрелочников с несколькими лишними крушениями поездов, которые от этого получатся, или хотя бы сокращение жалованья кассиров с опасностью вовлечь их в растраты и в расхищение доверенных им средств. Это один из случаев, где экономия широкоделовая, следовательно, и коллективная прямо противоположна экономии мелкосберегательской, индивидуалистически-мещанской.
Работа «творческая» представляет особый, сверхквалифицированный тип сложного труда. Она выражается в «созидательной инициативе», «строительстве», «изобретательстве», «исследованиях», вообще в решении переменных задач — технических, художественных, научных, политических; тип самой работы остается всюду один и тот же. Психофизически она характеризуется тем, что в ней не только совместно участвует особенно большое число элементов нервной системы, но и должны постоянно вовлекаться еще новые и новые, образуя не встречавшиеся раньше изменчивые комбинации.
Это не делается само собой. Требуются психофизические стимулы, которые выводили бы мозг из обычных равновесий его частичных механизмов. Такую роль играют новые и новые воздействия извне, вариации впечатлений, нарушающие шаблонный ход жизни. Чем сильнее и сложнее внешнее возбуждение, тем большее число чувствительно-двигательных механизмов оно затронет, создавая тем самым общение между ними; чем менее привычно это возбуждение, тем более необычные, оригинальные комбинации в мозгу в результате его могут получиться. Понятно, что такие стимулы должны входить в норму потребностей работников творческого типа.
Откуда же берутся эти стимулы? Первично человеку дает их общение с природой, с ее непрерывно-переменными стихийными комбинациями. Лес, поле, река, воздух, горы, небо — природа никогда не повторяет в точности раз возникшего сочетания своих условий. Живая связь с ней — это естественный источник творческих возбуждений, источник наиболее драгоценный и даровой.
Но город, нынешний центр культуры, где люди живут и работают в разгороженных каменных ящиках, оторван от жизни природы, чужд ее могучих стимулов творчества и вынужден заменять их иными, искусственными. Таковы театры, музеи, книги, собрания, игра личных чувств и смена личных связей, а также временная перемена обстановки путешествиями и проч. Эти замены обходятся большей частью дорого; а иные из них, как употребление алкоголя, наркотиков, азартные игры, разврат дорого стоят к самой рабочей силе как разрушители организма. Но для творческой работы нужны такие или иные возбудители, и часто простая случайность определяет их выбор: для большинства даже образованных людей чужда мысль регулировать свою жизнь психофизиологическими знаниями. А поскольку большинство подобных стимулов дорого стоят в смысле их трудовой ценности, они при капитализме требуют высокой оплаты творческой рабочей силы. И капитализм действительно весьма высоко, иногда даже колоссально, ее оплачивает, но, конечно, только там, где рыночный спрос ее признал и оценил.
Мы, однако, знаем, что это бывает далеко не всегда, что в целой массе случаев «непризнанные» творческие работники бьются в тяжелой борьбе за существование на минимальных заработках, а то и без работы, но все же делают свое дело и нередко после своей гибели обогащают капиталистов, эксплуатирующих сделанные ими изобретения, издающих написанные ими книги и т. п. Да, это бывает, и здесь выступает еще третий тип творческих стимулов — процессы разрушения как таковые. Когда организм теряет свое жизненное равновесие под ударами судьбы и в разных его частях происходят крушения сложившихся механизмов, то при этом также возникают новые и новые комбинации, на которых может основываться творческая работа. Разумеется, она тогда непродолжительна и не может достичь той наибольшей широты, какая свойственна творчеству в условиях роста и расцвета жизни. Машина работает на скорейшее изнашивание без ремонта происходящего в ней стирания частей, всякой порчи и поломок. Это один из случаев хищнического расточения капитализмом живых производительных сил. Неэкономность здесь огромная. Один какой-нибудь счастливец вроде Гете, в течение долгой жизни работающий при благоприятной обстановке в достаточных внешних творческих стимулах, создает больше, чем десятки бедствующих гениев и талантов, из которых иные, может быть, от природы были не менее одаренны.
В общем же творческая ценность человека может очень резко изменяться при малых изменениях уровня жизни, еще более резко, чем обычная рабочая сила. Это легко показать на примерно-численном расчете, цифры которого, конечно, будут произвольны, но тенденцию явлений выразят достаточно верно. Пусть организм работника при полном удовлетворении как обычных потребностей, так и полной потребности в творческих стимулах способен развернуть активность в 1000 единиц энергии. Из них, положим, 500 идет на простое поддержание организма — жизненный «балласт». Далее, так как творческая работа не состоит из сплошного «творчества», а имеет свою шаблонно-техническую сторону, соответствующую обычным видам труда, то на это пойдет еще известная доля, скажем 300 единиц. Собственно на творческую сторону дела тратится, значит 200 единиц. Сократим теперь возможность удовлетворения потребностей на одну десятую: общая сумма активности падает до 900. Балласт прежний, и обычно — техническая функция тоже — на творчество остается всего 100 единиц, половина прежнего. Но это будет творчество уже на низшем уровне напряжения, оно упадет, следовательно, не в два раза, а больше, например в 4 раза. Сократим еще на десятую часть от уменьшенной общей величины — вместо 900 единиц будет 810, из них на творчество уже только 10, понижение еще в 10 раз. Но падение ценности будет, наверное, раз во 100, ибо в творчестве самое главное — именно максимум напряжения. Ничтожная экономия приводит к уменьшению творческой производительности в сотни раз.
В мировой борьбе и конкуренции нашей эпохи прямо безнадежно было бы дело той страны, где проводилась бы мелочная экономия подобного рода на заработках инициативных руководителей производства, изобретателей, научных исследователей, писателей, организаторов мыслей и чувства масс, вообще квалифицированных строителей жизни.
Общество же грядущее позаботится о том, чтобы всем своим работникам дать естественные стимулы творчества — живую связь с матерью Природой.
Наш общий вывод таков. Работа и удовлетворение потребностей образуют организационный баланс жизни работника. Вопрос об этом балансе должен решаться и теоретически, и практически как задача научно-организационная.