Телепупс

Исаков Михаил Юрьевич

Имей хоть семь пядей во лбу и заливай так, что лесные соловьи дохнут от зависти, тебе не светит стать звездой, если у тебя откормленные розовые щечки и напористая честность во взоре. Кто на это купится? Ты либо худей и носи дымчатые очки, либо смени амплуа и веди передачи о вкусной и здоровой пище. Впрочем, подобный вариант еще туда-сюда, хуже, если все это у женщины. Она, как существо весьма предметное, чуждое излишней теории сведет все к вздохам, начинающимся с восклицания «Неужели?!». При этом реноме они набирают гораздо позднее мужчин, когда уже безнадежно испорчена фигура и лицо не первой свежести.

В принципе,

можно обойтись и без ведущего. Была в прошлом такая Игра. «Что? Где? Когда?» называлась. Ничего интересного. Надо было выигрывать банальные деньги. Делалась она «для шибко умных», которые сообразили, что выигрыш удобнее делить между родственниками и приятелями. По просьбам телезрителей ее перенесли за полночь, а затем и вовсе убрали из эфира. Скурвилась. Но опыт, сын ошибок, остался. Особенно по части управления игроками.

Подбери видеоряд, саундтрек, текст грамотный сваргань, озвучь его небесным голосом и уподобляйся повелителю реальностей, наблюдая как людишки раздумывают над твоими загадками. Так появился наш ГЛАС НАРОДА — анонимный и всеведущий. Он все заметит, всех оценит и выскажет свое категорическое и непреклонное мнение о человеке, фильме, книге, поступке, событии. На нем удобно выезжать, если надо заткнуть идейно-организационные дыры. Пусть Кандидаты побегают и поругаются из-за трудно выполнимых заданий, вредины режиссера, всяких других баранов и собственной художественной неполноценности. Все равно никому не обидно. На «народ» не обижаются. Пикантность, правда, пропадает. Нет живого общения, которое облагораживает и делает из обезьяны человека. Ведь мысль она тот же труд с результатом в виде беседы и всеобщего обезьяньего прогресса. А тут весь прогресс остается за кадром.

В таких делах нужен человек из плоти и крови. Нужен компромисс. С собой, с эстетикой, с бюджетом, с юристами и с теми людьми, которые спят и видят чему бы этакому научить несчастных, необразованных и неопытных застекольщиков. И раз ты пошел на соглашение, то какая к черту тебе разница, красные или белые щечки у ведущего стратегической игры? делала или не делала она перед началом проекта подтяжку? Им напишут, они вызубрят, а лишняя изюминка булку не испортит.

— Это все? — спросил Гурам, молча выслушав мою небольшую, но страстную эскападу.

— Да! … то есть, нет!

— Ну, тогда сядь.

И я сел.

— Так рассуждая, можно самому в кадр вывалится.

Вываливаться в кадр мне не хотелось. Особенно в моем сегодняшнем состоянии. Впрочем, и в завтрашнем и в послезавтрашнем тоже.

— Ты как думаешь, Зоенька?

— А? — спросила Зоенька отрывая взгляд от телестены. — Дядя Гурам, я не слышала.

Он погладил ее по щечке и принюхался. Я не мылся со вчерашнего утра. Сколько времени не мылась Зоя, я не знаю, но при каждом ее движении становилось ясно, что достаточно долго. Наше бездействие в вопросе гигиены сделалось совершенно невыносимым, когда она попыталась приспустить свою черную куртку (в ней удобно драться) с большущим знаком «Peace» и призывом «Убей нациста!» на спине.

— Девочка, а ты знаешь что такое Бухенвальд? — спросил Дядя Гурам, обращая внимание на красную повязку с зеленым яблоком в белом круге. Зоенька так и не сняла ее с правой руки, заявив, что носит эту деталь наряда: «В знак протеста!»

— Нет.

— А Заксенхаузен? Треблинка? или может быть Освенцим? В школе

вам ничего про это не рассказывали?

Зоенька фыркнула и замотала своими сальными кудряшками.

— Там были газовые камеры и печки. А после всего образовалась большая барахолка, — пояснил Гурам. — Всем распродажам распродажа. Все из Европы! Дешевле только на свалке!

— И что?

— Так вот, у них там была коррупция, ведомственные злоупотребления и никакой рекламы, а когда мы думали над этой проблемой, то решили провести такую тотальную уцененку, чтобы она превзошла все аналоги прошлого. Понимаешь, переселенцам на Восток нельзя было брать много, поэтому многое осталось и все брошенные вещи нашли новых благодарных хозяев через Интернет-аукцион.

— А-а-а… — выдохнула девушка и вновь обратилась к экрану. — Прикольно.

Что и говорить, классика может заворожить. Она притягивает. Зоенька тому подтверждение. Так и норовила подпереть свой остренький подбородок левой рукой. Приходилось одергивать и звенеть наручниками — ее левая была одним целым с моей правой.

— Какое милое создание, — восхитился Дядя Гурам.

Я согласился, отделавшись неопределенным «Угу».

— Ты нас не слушай. Мы сейчас о скучном говорить будем.

Милое создание не ответило. Оно уже не слушало. На экране были улыбающиеся обладатель почти нового черного мужского костюма в тонкую белую полосочку, оранжевый служащий доставки, аукционный программист-системщик и, естественно, Гурам.

— Ты, вообще, зачем пришел?

— За помощью и советом.

— Насчет стратега. Правильно?

— Правильно, — согласился я, отдав свое бренное тело течению разговора.

— Позвать хочешь?

— Нет, не хочу.

— И это правильно, — не удивился Дядя Гурам. — Ты молодец, что ко мне обратился, тем более Шурка мне звонил недавно. Еще до несчастного случая. — Последнее предложение Гурам произнес с весьма двусмысленным ударением на слово «случай».

— Не веришь?

— Нет, не верю. Ты сам-то…?

Я не ответил. Хотя, конечно же, какая, к черту это…

— Видимо вам здорово хвост прищемили, — без всякого выражения констатировал Гурам.

— Не знаю. — Я, в самом деле, не замечал ничего такого.

— Все вы так. Суетитесь только когда жареный петух в темечко… — Мой старший товарищ помолчал, отвлекаясь от телестены и наблюдая за монтажом сцены. За окном модуля управления суетливо бегали рабочие, а над ними ворочалась неторопливая, похожая на оглоблю стрела крана. Площадка была почти готова, осталось установить видеосистему. Где-то на заднем фоне терялся Казанский собор. — Тебе когда ведущий нужен?

— Через два, может три дня. И я не знаю, с кем Шурка вел предварительные переговоры. Он всегда напускает такого тумана. Хоть ешь его, а не скажет. Секретность, понимаешь.

— Ну, да. Ну да, — покивал Гурам и без перехода предложил: — Возьми Коленьку.

— Коленьку? — переспросил я, разглядывая изображение появившееся на одном из мониторов. Золотистая блондинка без всего, но в брильянтовом колье. За гривой волос угадывалось слово «Playboy». Руки стыдливо прикрывали груди, а название фотосессии «Nicole — Hot Russian’s Hit» все остальное.

— Хочу сунуть ее на какой-нибудь новостийный канал для студийной работы. Мы уже попробовали. Она так обалденно раздевается, когда зачитывает сводки с очередной посевной. Ни разу дыхание не сбила.