Телепупс
Шрифт:
— Все?
— Ну да. Ты бы видел лицо нашего гэбешника, когда он со мной разговаривал в больнице. Даже отпустил меня быстро, а ведь ты знаешь, он любит поговорить.
— Болтаешь, — не поверил Макс, наблюдая за тем как Зоенька тыкала кнопки на подлокотнике своего кресла. Она уже в который раз пыталась разобраться с автомобильной электроникой и опустить стекло.
— Как дела?
— Сливочно.
— И у меня также.
— Почему?
— Ты
— И?
— Дурака-то из себя не строй.
— Грубишь.
— Называю вещи своими именами.
— Шутишь.
— Я вообще думаю, что весь этот сыр-бор начался с подачи наших доблестных чекистов.
— Нас пишут.
— Удивил! — отмахнулся я, переключив внимание на Зоеньку. Девушка, бросив упражнения с кнопками, заблокированными водителем, беззвучно вертела пальцем у виска. Пришлось ей объяснить:
— Он нормальный. Просто у Макса редкий дар. Он говорит, точно также как пишет инструкции и речи. Если Гурам маг визуальный, то наш дорогой Человека-из-Администрации пример мага вербального.
— Льстишь, — отреагировал Макс, хотя было заметно, что ему понравилось. Он даже откинул свои неформально длинные пряди волос, продемонстрировав нам серебренное колечко в левом ухе. Оно должно было олицетворять духовную связь Макса-чиновника и Макса-писателя.
— Чистая правда, — подтвердил я и в этот момент почти поверил в исключительность своего собеседника. — Макс наш новый русский словесник. С будущего года его произведения войдут в школьный курс вместо… Вместо кого?
— Бунина.
— И сколько ты за это заплатил?
— …
— Старичье прошлого века все равно никто уже не читает, а у Макса популярности в творчестве столько же, сколько таланта брата краткости. Дядя Гурам сравнивает его с Бертольдом Брехтом.
— Правда? — спросил русский Брехт.
— Правда, — подтвердил я, считая в душе, что термин «словесность» подходил к его работам лишь в сокращении «слово». — Насчет похожести я готов с ним поспорить, но то, что ты вписался в глобальный технологический дискурс, нет никаких сомнений.
Зоенька вряд ли знала кто такой Б. Брехт и вряд ли помнила И.А. Бунина, но наверняка читала по своему телефону SMS-романы Макса: «Поле. Лес. Туман. Мы встали. Пошли. Вперед! Вперед! Пули. Трудно. Взрывы. Страшно. Выдержали. Справились. Победили». Их еще обычно сопровождают картинки и музычка. Когда нечего делать в метро, очень даже способствует.
— Кстати, познакомься, — это Зоя. Я встретился с ней в Петербурге.
— Уже, — познакомился Макс.
— Как это?
— Твои выкрутасы в Интернете.
— Уроды!
— Ну, вот я и стала знаменитой, — замечает Зоя.
— И я тоже, — поддакиваю я и смотрю на секретаршу.
— Обещали не выставлять, — сообщила Татьяна, слушавшая наш разговор вне кадра. — Привет, Макс!
— Таня. Привет. Что
— Ты там по кремлевским курилкам не слышал, кто нас мог заказать? — спросил я и тут же уточнил: — В смысле, кому это выгодно?
— Не знаю. — «Честно» ответил Макс, враз бледнея и покрываясь испариной. — Другим бы интересовался.
— Например?
— «[Голово]ломкой».
— Я к тебе заеду за заданием на игру ближе к вечеру.
— Нет. Выслали фельдсвязью.
Я не поверил своим ушам:
— Повтори, пожалуйста.
— Не приезжай.
— То есть меня даже в Кремль теперь не пускают?
— Мы заняты.
— Мы? Это кто «мы»?
— …
— Слушай, а не Администрация ли тут химичит с Шурой и Президент-Шоу?
— Слухи.
— Какие слухи?! — не выдержал я. — Это я только что догадался. Колись, сука!
— Проспись.
— Да я…!
«No connect» — сообщил мне телефон и больше с Максом не соединялся. Кремль вырубился. Не отвечал ни один телефон Администрации. Мое лицо поставили на односторонний блокиратор. Даже сайт висел, выдавая белостраничный «error».
— Моб, вашу ять, — резюмировал я. — Вот тебе и «электронное правительство». Связь, бдядь, между государством и его гражданами. Ох, и держит же гражданин Гурамчик нос по ветру. Не зря про Макса напомнил. Носяра. Ох, и нюх у него.
Я попытался дозвониться до нашего гбешного куратора.
Телефон недоступен или находится вне зоны устойчивой связи. Попробуйте позвонить позднее.
— Ну ваще, заебись. Это когда же позднее?!
— Не надо нервничать, — распорядилась Таня. — Еще пока ничего страшного не произошло.
— Да!?
— Будем работать.
— Да?!
— Снимем наручники и…
О том, как я приобрел эти сомнительные украшения, у меня остались весьма смутные воспоминания. Зато я хорошо осознавал необходимость от них избавиться. Но так как наручники были сделаны из титана и снабжены магнитным кодовым замком, то, как вы понимаете, просто так они не снимались. Зоя же молчала, как настоящая партизанка, и не раскрывала страшной тайны комбинации из четырех цифр. Космодемьянская, блин!
Татьяна объясняла подобное поведение склонностью молодежи к инфантильному максимализму. Возрастное, значит. А раз так, то Федя предлагал радикальные отцовские меры в виде хорошей порки. Зоя бледнела, краснела, еще больше потела и все равно молчала. Даже когда Федя снял ремень и демонстративно пощелкал им у ее чуть курносого носика. Она жмурила глаза, готовилась разрыдаться, но ничего не говорила.
Как старший по должности я не допустил насилия, выбрав в качестве наказания пытку голодом. Решил, не предлагать ей бочку варенья, корзину печенья и просто деньги, посчитав, что до обеда (без ужина и завтрака) ее хрупкий организм признает невозможность существования без пищи.