Телепупс

Исаков Михаил Юрьевич

ВАСЯ ЧАПАЕВ. (Удивленно улыбается). Первый раз об этом слышу.

ДОКТОР. (Доброжелательно). Но если события вокруг Шуры воспринимаются однозначно положительно, в духе «Он отдал всего себя народу и стране», то личность Василия по мнению людей не столь однозначна. Его участие в протестных демонстрациях…

ВАСЯ ЧАПАЕВ. (Удивленно и без улыбки). Что?

— Нормально, нормально, — одобряет режиссер. — Фильм о людях, а людям свойственны заблуждения и маленькие житейские ничего незначащие ошибки-шалости.

ДОКТОР.

Люди считают, что если Василия не устраивает демократический процесс, то он должен просто уйти или более четко формировать свой имидж.

— Что!? — повторил я и социологический начальник протянул мне газету.

На развороте «Комерсанта» я обнаружил фотографии, разбросанные под шапкой «События в Петрограде». Экспозицию открывало групповое фото, на котором толпа прорывалась к телеэкранам. Застывшая динамика. От толпы бегут городовые в красноверхих фуражках. Бегут быстро и разрозненно. Рядом расположилось фото-трагедия. Зрелый, ближе к пожилому мужчина несет обнаженного окровавленного юношу, почти мальчишку. Мужчина плачет. Следом фото-контраст. Несколько спецназовцев работают дубинками. С какими объектами они работают не видно, видны их маски и спины противников. Контраст приобретает еще большую резкость на фотографии в стиле Nu. Крупным планом маленькие груди Зои, которая виснет на моей шее. Она запрыгнула на меня сзади. Дальше настоящий калейдоскоп. Зоя пытается приковать себя наручниками к дверям избиркома (Космодемьянская, блин). Проколотый пупок Зоеньки, она дерется со мной, я отнимаю у нее наручники. И в качестве завершения, в правом нижнем углу газетного разворота был я уже прикованный к верещащей девушке. Подпись-вывод гласил: «В России революция, а у Васи новая подружка».

— Ты дальше смотри, дальше, — рекомендует Татьяна.

На другой странице оказался раздел Business-тусня, в котором не пожалели места на черно-белое лицо очередной моей знакомой Мона-Лизы, то есть Елизаветы, представленной в образе «киса домашняя, мягкая», и подробный репортаж о ее встрече с Васей Чапаевым:

«…Она как обычно сидела за своим столиком, а Вася за своим. Кто первый к кому подошел, никто не заметил. В это время Чапаев был уже поддат. У меня не было никаких оснований думать, что всем известная Лиза попытается снять именно его. Даже подозрения такого не шевельнулось. С Василием за столиком был строгий к женскому полу продюсер „Президент-Шоу“. Правда Шура быстро ушел, а Лиза стала до боли походить на обычную девушку по вызову…»

Она даже интервью им дала:

«…- Он взял меня за задницу. Я раздвинула ноги, но у него не получилось. Представляете?!

Пришлось ей посочувствовать. Видимо для нее это действительно большое потрясение. Чтобы кто-то из мужчин, если он, конечно, не гей, ее не смог?

…- Пришлось самой брать…»

— Не замечала раньше, что у тебя с этим проблемы, — комментирует Таня, глядя на меня из-за газетного листа.

— Не больше, чем у других, — оправдываюсь я и чувствую, что краснею.

Таня обидно усмехнулась.

— Ну и что это, блядь, за наезды?! — Я начинал заводиться. — У них там что, главный редактор совсем нюх потерял?! На кого он, гандон, пасть разинул?!

— Ладно,

ладно. Ты только не волнуйся, — просила секретарша, но поздно.

— Не волнуйся?! Ты что, совсем не въезжаешь?! Да это же наезд по полной программе! На такое, блядь, без санкции пойдут только самоубийцы! Процесс бля демократический! Да, без меня весь этот процесс…

— Разберемся.

— Его, козла, убить мало! — кричу я и в нетерпении свертываю газету в мухобойку.

— Я позвоню куда надо.

— Во-во! Закажи его! Слышь, что говорю? Что б завтра же!

— Слышу, слышу, — Танька уже что-то строчила в блокнот.

— Что б завтра же этого клопа забили!

Михайло Никитин, Доктор, съемочная бригада и часть персонала отдела социологии в полном обалдении наблюдали за моей истерикой-выпуском-пара-и-нервного-напряжения.

ВАСЯ ЧАПАЕВ. (Быстро выдыхается и счастливо замолкает). А вы чего!?

— Снято!

СЦЕНА 6.

Отдел сценария и драматургии. На двери фото-плакат — черной икрой выложено на икре красной: «Жизнь удалась!»

ВАСЯ ЧАПАЕВ. (Походит через офисное пространство). Здесь обитают наши творцы и наш самый главный сценарист — «Писатель». Это люди, которые обрабатывают социологическую волю народа, синтезируя рекомендации аналитиков, идеологов и собственные творческие задумки. После их талантливого пера не остается ничего иного, как воплощать их сценарии в жизнь. Вот уже десять лет мы стараемся, чтобы воплощение ничем не уступало первоисточнику.

ПИСАТЕЛЬ. (Стоит рядом со стеной полок заставленных офисными кружками для кофе. Среди разноцветных, разноукрашенных и разнораскрашенных кружек выделяется наиболее объемная, неправильной формы с надписью: «Неудобно? У каждого свои недостатки»).

NICOLE. (Стоит рядом с главным сценаристом, восхищенно рассматривает стенку с кружками. Окружена сотрудниками отдела). Когда я была мужчиной и депутатом в Областном Законодательном Собрании очень любила кофе. Выпивала по пять — шесть чашек в день. Но от него так портятся зубы.

ВАСЯ ЧАПАЕВ. (Юмористически-таинственно). Это наш сюрприз завтрашнего дня. Наш секрет. Наш главный стратег на интеллектуальную «[Голово]ломку».

NICOLE. (Поглощена кружками, тянется к верхним полкам, говорит волнующим грудным голосом). Потрясающая коллекция.

Общий план. Медленное движение кадра от каблуков до пальчиков вытянутой руки. Общий план.

ПИСАТЕЛЬ. (Довольно). Мы собираем ее всем отделом вот уже несколько лет.

NICOLE. (Дотягиваясь до кружки «Классики не поддаются выравниванию»). Вот такую надо подарить Гурамчику.

— Василий Чапаев? — в кадр влезает человек, сквозь штатский костюм которого просвечивает военная выправка. — Я фельдъегерь из Администрации.

— Я же сказала, с вами потом! — набросилась на кремлевского почтальона помощница Михайло Никитина. — Потом с вами отдельная сцена!

— Да пошла ты! — нервно рявкнул посланец и показал мне запечатанный сургучом конверт.