Телепупс
Шрифт:
— Ты как там? Ты где?
— Я в Suisse. Все хорошо со мной. Я учусь. Учителя говорят, я учусь хорошо. У меня хороший… — Он так и не вспомнил это слово по-русски. — Note.
— Отметка. Отметки?
— Oui. Merci. Учителя довольны.
— А ты?… Тебе там нравится?
— Oui bien. Мы ехать`a Strqsbourg и смотреть музей и cath'edrale. Завтра. Мы будем там несколько дней.
— А ты? Ты доволен?
— Merci. Je suis bien.
— Я
— Pardon?
— Может приедешь? — Я только потом сообразил, что за бред я предложил.
— Merci. Я спрошу. Если mama даст разрешение…
Так она и разрешила!
— Мне пора, — Лешка смотрел куда-то поверх объектива.
— Постой!
— Au revoir.
Звонил…
Звонил…
Звонил…
На общедоступном номере творилось нечто невообразимое. На нем всегда твориться такое, что заглядывать туда можно только с помощью программы фильтра. Но даже она, регулярно обновляемая, не справляется со своими обязанностями и пропускает человеческий спам. Я стараюсь отвечать, думать, улыбаться, но заканчивается это все чтением без мысли и разговорами без общения.
Звонил абонент «Франка». Оставлено сообщение:
«Это ты? … Или… — Она была за рулем. Выглядела несколько возбужденной. — А сказали, что это не ты… В общем… Видела про тебя по телеку. Даже если это был не ты…Никогда не трахалась с трупом. Если хочешь, приезжай, помолимся за упокой».
В наше время мобильная связь давно заменила половую. Я знал, что не…
Звонил…
Звонил…
Звонил… Звонок удерживается…
К черту! Delete.
Звонил…
Звонил…
Алешка появился так неожиданно, что я его не записал.
Я запомнил наизусть:
«Merci. Je suis bien».
Много раз репетировал то, как буду с ним говорить…
«Не хочешь ко мне в гости?»
…а сам нес какую-то ахинею.
Все заготовленные слова повылетали.
Самое обидное, что я знал и его телефон, и адрес пансиона, где он жил, и даже один раз купил билет, собравшись его навестить. Не поехал. Присел на дорожку и полдня пил холодный кофе на чемодане в холле. Хотя и этого мог не делать. Чемодан я закрыл, точно зная, что опаздываю и обязательно опоздаю на самолет.
Ну, прилетел бы я к нему, положим, с адвокатами и охраной. Ну, забрал бы его. И что?
Да, ничего!
Вспоминая о где-то там живущем сыне, я представлял себя в образе отца-героя, отца-спасителя, отца-благодетеля. Я представлял, как Алешка держится слабыми ручонками за кромку пропасти, за подножку несущегося под откос вагона, за ручку распахнутой двери летящего вертолета.
— Папа!!! — кричит сын.
— Сын!!! — кричит папа.
Он уже почти сорвался, но папа успевает. Папа хватает его за скользкие хрупкие пальчики, смотрит в заплаканное лицо и понимает, что если он умрет, то они умрут вместе. Но этого не случается. Случается happy end. Папа вытаскивает сына из бездны, и начинается новая счастливая жизнь. Подгузники всякие, игрушки самые навороченные, лучшая частная школа и прочие слюнявчики. Самое важное — круглосуточные сторожа,
— Отдай!
— Не отдам, — отвечал бы я, а секретарша закрывала бы за ней дверь.
Сладкие грезы.
Чтобы от них избавиться и разгрузиться приходилось пару раз в год мотаться в детдом. Пил чай с директрисой, гладил остриженные головки детишек, успокаивал сопливо плачущих матрон то ли из благотворительной богадельни, то ли из попечительского совета и дарил самое дорогое, что может дать одинокий мужчина — деньги. Одаривал я щедро, не скупился. Вкупе с пеной повседневного общения здорово помогало.
Звонил…
Звонил…
Звонил…
Звонил абонент «Больница»: «Пациент Шура скончался, не приходя в сознание в 11.23. Лечащий врач В. Аганесян».
В «Пресс-клубе» было шумно. Там, в полутемном интиме бара шла прямая трансляция освидетельствования смерти. Танька поймала меня как раз, когда консилиум разноцветно халатовых докторов обступил оптимистично бело-сиреневую койку-трансформер. На ней лежал Шура. Уже без трубок. Его внешний вид активно комментировали сидящие за столиками журналюги. Наиболее информированные предлагали свои, оригинальные способы проверки причин смерти. В основе большинства из них лежало знание об особенностях Шуриной сексуальной жизни. Предложения вызывали всеобщее хихиканье.
Неузнанным я прятался в тени длинного козырька бейсболки. Я вчерашняя новость.
— Тань, слушай, а почему ты не замужем?
— Нашел о чем спросить.
— Когда-то же надо.
— Ты завтракал?
— В рот не полезло.
— Вот и мне тоже… На похороны тебя могут не пустить. Ты же в розыске.
— Надо купить венок с надписью «От Васи».
— Лучше «Здесь был Вася».
— Тогда «От друга».
Таня что-то записала в блокнот и посмотрела по сторонам. Вокруг было все то же. Люди заключали пари на причину смерти.
— Интересно, по чьему распоряжению его отключили?
— Я тебе купила билет с открытой датой.
— На поезд?
— На Ямайку. Вдруг ты захочешь… Да и потом… За кого мне замуж идти?
— За мужика. Нормального.
— Ну, вышла?
— Нарожала бы ему детей. Воспитала бы…
— Готовила макароны с сыром, забирала детей из садика, вытирала им сопли, доедала за ними из тарелки. Муж носил бы мне зарплату и покупал цветы на 8 марта. Так?
— Ну ты… Впрочем, не знаю. Я не покупал.
— Зато я знаю. В конце концов, сяду на Прозак, аэробику, заведу тьму подружек, функционального любовника и библиотечку из очень женских романов… Скучно все это.
— Как будто сейчас весело… Что теперь делать-то?
— Да ты сам знаешь. Надо предложить продукт, от которого они не смогут отказаться и до тех пор, пока ты его делаешь, они будут тебя терпеть. Надо стать вторым Шурой.
— Погоди ты. Шуру Первого сначала закопать надо.
В баре начали раздавать официальное заключение о смерти. Набор медицинских латинизмов. Без комментариев. Присутствующие остались недовольны. Правда, я так и не понял чем: отсутствием информации или незнанием латыни. Они ворчали и пили чай/кофе/алкоголь. Кое-кто попытался прочесть в слух и ему велели заткнуться.