Телестерион. Сборник сюит
Шрифт:
Входит Пьеро Медичи, красивый молодой человек.
П ь е р о (насупившись) Сестра! Л о р е н ц о Что, Пьеро? П ь е р о Ничего. Л о р е н ц о Ах, Пьеро! Быть лаконичным не всегда уместно. П ь е р о Сказать мне нечего. Позвал сестру. Л о р е н ц о А разве ты не видишь, что она Беседой занята и с увлеченьем? П ь е р о Не следует ей это делать с ним. Л о р е н ц о Напрасно. Микеланджело — твой козырь, А ты его дичишься, полный спеси. Учись быть настоящим, как Медичи, Открытым, мягким, не в тираны метишь, Как нас бичует фра Савонарола. П ь е р о (вспыхивая) Савонарола! Он святее папы. Его устами сам Господь глаголет. Он сводит всех с ума. В тюрьму б его. Л о р е н ц о Последую я твоему совету, И в самом деле прослыву тираном, И правый вдруг окажется неправым, Неправый — правым, истина потонет, И в мире воцарится снова мрак.Входят Пико и Полициано.
П и к о. Это уже не душеспасительные проповеди и молитвы. О, прости меня, Лоренцо!
Л о р е н ц о. Да, это уже очень серьезно. А о чем ты?
П и к о. Не я ли первый услышал Савонаролу и предложил тебе пригласить его во Флоренцию, в монастырь Сан Марко, коего украшением он будет, мне мнилось. И не мы ли сделали его настоятелем монастыря и предоставили кафедру в Соборе, откуда его услышала вся Италия? Да вне Флоренции монах, выступивший против кардиналов и папы, сгинул бы, едва успев открыть рот.
Л о р е н ц о. Да, Пико, чудесными рассуждениями Фомы Аквинского о красоте и свете Савонарола очаровал тебя и нас тоже. С папами Флоренция в вражде, и он запел ту же песню, чтоб его услышали. Но монах есть монах, не развращенный, как весь клир, а хоть самый чистый. "Битва кентавров" — непристойность и кощунство, как вся красота Греции.
П о л и ц и а н о. Рельеф Микеланджело?
М и к е л а н д ж е л о. В монастыре, оказывается, прослышали о моем рельефе. Здесь был мой брат-монах. Они хотят, чтобы я подарил его Господу Богу. Но как я могу это сделать? Оказывается, уничтожив его, вместе с другими непристойными произведениями искусства, собранными уже в монастыре. Будет костер во имя очищения Флоренции.
П и к о. Я сжег свои стихи. Это дело личное. Это была игра, рыцарство в стихах и в жизни. Но будь я великий поэт, как Данте или Петрарка, разве сжег бы свои стихи? Великое всех времен и народов должно свято беречь. Мы не позволим Савонароле запалить Флоренцию. Лоренцо, ты должен принять меры.
М и к е л а н д ж е л о. Простите, ваша светлость, я не все сказал о том, что узнал, со слов брата. Впрочем, с последней проповеди фра Савонаролы это все ясно и так. Речь идет уже не об искусстве. Савонароле было видение. Все Медичи, весь дворец, все бесстыдные, безбожные произведения искусства, какие только есть в этом дворце, — будет уничтожено.
Л о р е н ц о. Что ж, пусть явит свое лицо, как Пацци, и тогда Флоренция, живая, поклоняющаяся красоте во всех ее проявлениях, отвернется от монаха, который вообразил себя мессией.
П ь е р о. Убить его мало.
Л о р е н ц о Убить его? Как папа будет рад. Но вместе обвинит он нас в злодействе, Как было с заговорщиками, коих Злодейство оправдав, на город кару Наслал. Не лучше Пацци Савонарола, Он сеет смуту в душах флорентийцев, Борясь за обновленье церкви с папой, Меж тем зовет нас в первые века. Он искренен иль нет, он обречен, Меж двух огней воздевши руки к небу. (Движением руки приглашает приступить к обсуждению "Битвы кентавров" Микеланджело.)