Телестерион. Сборник сюит
Шрифт:
УИЛЛ. Чем ныне граф занят?
ЭЛСИ. Увы! Взаимоотношения королевы и графа Эссекса, всегда неровные, обострились до крайности.
УИЛЛ. Что такое?
ЭЛСИ. Ее величество гневалась на графа не только за ее придворных дам (Елизавету Соутвелл, Елизавету Бридж, миссис Рассел и леди Мэри Говард), с которыми одновременно он находился в интимных отношениях, но и за то, как он посмеялся над Уолтером Рали.
ГЕНРИ. В день рождения королевы придворные, по старинному обычаю, устраивали турнир в честь ее величества. Поскольку все знали, что Рали, как всегда, появится в мундире коричневого и оранжевого
ЭЛСИ. Но вскоре между королевой и Эссексом вышла настоящая ссора. Повод был совершенно ничтожный: назначение какого-то чиновника в Ирландию, а Эссекс недавно был назначен обермаршалом Ирландии в то время, когда он претендовал на должность лорда-адмирала. Возможно, Эссекс был раздосадован и за нас. Он заявил королеве, что «ее действия так же кривы, как и ее стан».
ФЛОРИО. Боже!
ГЕНРИ. При этом он бросил на нее презрительный взгляд и повернулся к ней спиной.
ЭЛСИ. Королева ответила пощечиной и воскликнула: «Убирайся и повесься!»
ГЕНРИ. Граф Эссекс схватился за шпагу и заявил, что такого оскорбления он не снес бы даже от Генриха VIII.
ФЛОРИО. Его отправили в Тауэр?
ГЕНРИ. Нет, Эссекс отправился в свой замок и не показывается при дворе, ожидая первого шага от королевы.
Уилл, радуясь счастью Генри и Элси, не подозревал, что граф Эссекс вскоре подведет и себя, и их. В портрете графа Эссекса с его мужественностью и страждущей душой просматривалась его трагическая судьба.
10 (25)
Лондон. Берег Темзы, как в сельской местности. Шекспир и повзрослевший Уилли Герберт прогуливаются, встретившись после представления.
УИЛЛ. А скажи, друг мой, как поживает миссис Фиттон?
УИЛЛИ. Расстались было мы, но ваша пьеса свела нас вновь, озвучив наши чувства и очистив от похоти, терзающей похуже, чем кабан, — в любви же все чисто, вы правы, — мы встретились на балу придворном… Увидел я ее среди первейших дам, из тех, кто вправе выбрать королеву для танца и с нею закружиться, прекрасна ослепительно, как солнце…
УИЛЛ. Как взглянешь на него, в глазах темно…
УИЛЛИ. И впрямь! У трона средь раскрашенных красавиц и придворных поседелых я с Молли снова были юны.
УИЛЛ. Еще бы! На загляденье.
УИЛЛИ. И тут приехали актеры и дали представленье по пьесе вашей «Ромео и Джульетта». Боже! Я не усидел на месте, Молли тоже, и встретились, влюбленные, как Ромео и Джульетта. Боже! Боже! Каким вы счастьем одарили нас!
УИЛЛ. И не первый раз?
УИЛЛИ. О, да!
УИЛЛ. И что же? Все это продолжается у трона?
УИЛЛИ. Да! Свиданья редки, но тем они прекрасны. Во всякий раз, как в сказке или пьесе. В мужском костюме, как Венера в маскараде, вдруг приезжает, ночь превращая в яркий день, иль день — в ночь волшебную любви. И снова очарован, как впервые.
УИЛЛ. Я знаю, милый друг. Как был я очарован ею и чар ее я не забыл… Пленительна и страстна, как царица
УИЛЛИ. Вы любите ее, как прежде?
УИЛЛ. Нет. Я прежнюю, в юности ее, любил, люблю, как прежде.
УИЛЛИ. Джульетта — ведь она?
УИЛЛ. А ты Ромео? О, будет много и Ромео и Джульетт на свете! Прекрасное гонимо в этом мире. Боюсь, и вам у трона несдобровать.
УИЛЛИ. Уилл, мой друг, признаюсь я тебе. Недаром Молли явилась при дворе и сделалась любимицей королевы. Она знала, что я приглянусь ее величеству тоже. Теперь в любви ее одно желанье.
УИЛЛ. Выйти замуж за графа Пэмброка?
УИЛЛИ. Как вы догадались? Да, со смертью отца я граф Пэмброк. У Мэри Фиттон одна мечта теперь — предстать графиней Пэмброк.
УИЛЛ. Браво! Прекрасная мечта.
УИЛЛИ. Но для меня все это завтра в прошлом. Что в юности приманчиво, уже давно не тайна и не счастье. Боюсь, женившись, я понесу расплату и счастья уж не будет, лишь несчастья и даже смерть, как у Ромео и Джульетты. Они прекрасны тем, что любили и умерли столь юны.
УИЛЛ. Придется понести расплату за счастье, за красоту, за ум, за знатность, за все, мой друг, что в жизни мило. Уж так устроен мир.
УИЛЛИ. Придется. Я готов. Но это в другой жизни.
УИЛЛ. Графа Пэмброка? Прекрасно, милый!
УИЛЛИ. Ах, с чем я к вам заглянул. Хочу сказать, вы пьесы пишете одну лучше другой. А сонетов новых нет ли?
УИЛЛ. Нет. Теперь мои сонеты — пьесы. Любовь — недуг; переболел я ею, с нежданным счастьем, как весенний сон, что в детстве мне пригрезилось как будто, но в яви, с возвращеньем юности, когда поэзией овеян мир весь в пространстве и во времени, до мифов античных и народных, вновь, когда спешил я в школу и домой, весь в грезах упоительных, до грусти, как день весенний клонится к закату, и до тоски о смертности людей; умру и я, меня не станет в мире, — до Страшного суда, что ж это будет? (Срывается с места.)
УИЛЛИ. Подумаю, когда состарюсь.
УИЛЛ. Графиня Пэмброк озабочена, как некогда графиня Саутгемптон, тем, что сын ее не думает о женитьбе.
УИЛЛИ. Все ваши сонеты на эту тему у меня есть.
УИЛЛ. А вот новый.
Растратчик милый, расточаешь ты Свое наследство в буйстве сумасбродном. Природа нам не дарит красоты, Но в долг дает — свободная свободным. Прелестный скряга, ты присвоить рад То, что дано тебе для передачи. Несчитанный ты укрываешь клад, Не становясь от этого богаче. Ты заключаешь сделки сам с собой, Себя лишая прибылей богатых. И в грозный час, назначенный судьбой, Какой отчет отдашь в своих растратах? С тобою образ будущих времен, Невоплощенный, будет погребен. {4}