Тело угрозы
Шрифт:
– Можно и так, если ничего другого не остается. Если прихватить пару противотанковых гранатометов. Или еще можно – заложить в машину взрывчатки, хотя бы несколько килограммов. Как принято у террористов.
Но куда более заинтересовала – чтобы не сказать огорчила – членов группы «Залп» новая информация относительно положения тела в пространстве в связи с обнаружением якобы какой-то прохожей планеты, которая и путает все карты, особенно сейчас, когда Тело Угрозы еще не вышло из зоны неустойчивости и, согласно последним наблюдениям, несколько изменило свою орбиту. Изменения были пока небольшим, но тем не менее несомненным. И тут новая планета была, похоже, ни при чем: ее-то влияние сказывалось давно, просто неизвестно было, кто его производит; а тут возникло еще что-то. Вероятно, это следовало отнести за счет удара и взрыва корабельной ракеты, без которого определить состав глыбы было бы весьма затруднительно.
– Мудаки, – мрачно пробормотал генерал. Ученые же промолчали. Потом Сретенский, вздохнув, сказал:
– Хотел бы я знать, сколько еще раз нам придется начинать с нуля.
Конечно, всерьез о нуле сейчас говорить было нельзя. Но хочешь не хочешь, возможную теперь орбиту тела надо было просчитывать, начиная с этой точки, по сути, заново. А для этого нужно было дождаться точных результатов новых наблюдений из занимавшихся ими обсерваторий – академических и военных. И сверить с американцами. И…
– Когда мы все это закончим, – сказал Сретенский коллегам, – приглашаю в гости. Ко мне. По-семейному. Необходимо будет расслабиться.
– Какое же расслабление, если по-семейному? – усомнился Игошин. – Моя, например, рюмки считает – куда до нее компьютеру!
Селиверстов же ответил задумчиво:
– Расслабимся… если закончим. И если еще время останется.
– Типун тебе на язык, – пробормотал Сретенский.
Глава десятая
1
Люди давно уже пришли к выводу, что «тихая дипломатия» – самая результативная форма международных отношений. Их закулисье. Не ноты и меморандумы, не широкошумные государственные визиты, а не рекламируемые в прессе как бы нечаянные визиты вовсе не министров и высших парламентариев, но людей, чаще всего широкой общественности вообще не очень известных – или вообще не известных, но на деле являющихся полномочными представителями глав своих государств, – именно такие «Знаете, я тут случайно проезжал мимо, думаю – дай зайду на чашку чая» приносят в конце концов успех. Фигурально выражаясь, во время таких визитов снимается мерка, кроится, сметывается, примеряется и подгоняется новый костюм; а на торжественных встречах, конференциях и саммитах его только обновляют.
Такая методика была применена и при подготовке пресловутой Конференции по принятию Соглашения о полном ракетно-ядерном разоружении.
Между государствами – традиционными союзниками по НАТО договориться было, конечно, намного легче, чем с прочими, – хотя и тут нельзя сказать, что все катилось естественно, как снятая с тормоза машина под уклон. Договаривались с ними, конечно, Соединенные Штаты, Россия на этом этапе стояла как бы в стороне, занимаясь государствами Востока. Меньше всего хлопот у американцев было с Соединенным Королевством, естественно – как и во все предыдущие десятилетия. У Франции же, как всегда, была своя, особая позиция, то есть, соглашаясь в принципе, галльская республика всегда присовокупляла к этому своему согласию некое «mais», которое порой выворачивало весь смысл договоренности наизнанку. И пусть всем заранее было ясно, что согласие будет дано, приходилось проливать ведра пота, чтобы сократить это французское «но» до приемлемого размера. В данном случае речь шла об Алжире; по уверениям французского правительства, из полученных им достоверных сведений получалось, что ядерным оружием с недавних пор обладал и Алжир, некогда заморский департамент республики; самым пикантным являлось то, что, согласно этой информации, владельцами оружия были не вооруженные силы государства и вообще не какой-либо государственный орган, но те самые алжирские террористы, которые время от времени вновь и вновь начинали гнать волну и резать инославных туристов. Что же касается возможной цели, то «девушкой моей мечты» для этих людей была не Америка, как для Ирана, и даже не Израиль, как для Ирака, но именно Франция, и вряд ли нужно объяснять – почему.
Правда, наряду с этой информацией в узком кругу циркулировал и слух, согласно которому оружие массового уничтожения вовсе не принадлежало алжирским боевикам, но лишь было отдано им на хранение подлинными его хозяевами – политическими наследниками теперь уже покойного саудовского миллионера, чье имя два десятка лет тому назад катилось по всему миру. Однако это, с точки зрения французов, ничего не меняло, поскольку, по их мнению, юридическое право собственности ничуть не помешает алжирцам использовать оружие, как только они решат, что удобный момент для этого наступил, а это могло произойти в любой миг. И вот по этой причине их полное участие в разоружении, а точнее – в первом его этапе, в залпе – могло состояться лишь после того, как угроза ядерной атаки через Средиземное море будет совершенно ликвидирована, ракеты захвачены по счету и по счету уничтожены, а точнее – смогут быть использованы в этом самом залпе – если, конечно, окажется, что они обладают необходимыми тактико-техническими данными. Потому что не исключалось, что они вообще могли оказаться тактическими, оружием ближнего боя, и для участия в расстреле Тела Угрозы совершенно не годились.
Но это все были, так сказать, цветочки, причем вполне доброкачественные, яркие и приятно пахнущие – поскольку, как известно, милые бранятся – только тешатся (чешутся – по другому варианту). И президент Российской Федерации не раз думал с некоторой досадой, что именно его стране союзники по разоружению подсунули самые проигрышные варианты, оставив себе – кроме НАТО – лишь Израиль, Южно-Африканскую Республику, Бразилию да еще Индию и Пакистан, с которыми в любом случае прийти к согласию было легче, чем с Ираном, Ираком, Северной Кореей и даже Китаем.
Не то чтобы Поднебесная была против: Пекин с самого начала согласился участвовать – на тех же основаниях, что США и Россия. Тут все было в порядке. Но от этой великой страны требовалось еще и повлиять на северокорейского соседа, с которым его еще с прошлых веков связывали особые отношения. Вот в этом вопросе китайцы проявили некоторую неуступчивость, которую, конечно, можно было понять, но нельзя – согласиться.
Позиция Северной Кореи была проста до примитивности: страна готова поступить со своим арсеналом как угодно – резать на куски, выстреливать в космос, утопить в Тихом океане, – но лишь после того, как будет наконец завершено десятилетиями тянущееся дело объединения двух корейских государств – причем на условиях, наиболее приближенных к выдвинутыми Пхеньяном, а не Сайгоном. Иными словами, великие державы должны были уговорить Юг сдаться Северу и за это получить ракеты Великих Вождей.
«У вас ведь Север одержал победу над Югом, – как-то раз заявил американскому тихому дипломату глава пхеньянского МИДа, – и мы хотим только повторить то, что тогда сделали вы, – тем более что в обоих случаях победу завоевывает более прогрессивный социальный строй».
Американцам осталось лишь пожать плечами и откровенно, хотя и негромко, сказать Москве, что решение этого вопроса целиком и полностью остается за Россией – ну и Китаем, разумеется, с которым Россия привыкла разговаривать куда больше, чем Вашингтон.
Тихие переговоры начались – и вскоре стало ясно, что Китаю выступать с таких позиций очень не хочется. В неофициальных разговорах пекинские дипломаты – и не только они – объяснили почему. Причина оказалась простейшей: китайцы искренне считали, что благом для Кореи станет именно объединение по северному варианту. Экономика Юга, уверяли они, от этого совершенно не пострадает, и при этом ссылались на пример своего Гонконга; что же касается порядка и полного сплочения нации, то как раз северный путь его и гарантирует. В конце концов, так аргументировали они, и сама КНР добилась очень больших, всему миру видных успехов в экономике, нимало не поступившись своей философией (это слово часто употребляли вместо «идеологии»). Отчего бы и восточному соседу Китая не поступить так же? Вот Россия поступила наоборот – и много ли она от этого выиграла? Прежде всего собственное распадение; не свидетельствует ли это о том, что такая линия поведения ведет именно к распаду, а отнюдь не к объединению и воссоединению?