Тело
Шрифт:
– Сява, – позвал Боря.
– Да, дружище. – Прудников нехотя оторвался от воспоминаний о жене.
– Сява, что с нами происходит, а?
Вот о чем думать надо, а не о том, почему от тебя ушла жена. Задумывался ли об этом Прудников? Да. И ни к чему он так и не вырулил свои неровные мысли. Если появление озлобленных тружеников фермы объяснить было можно, то возвращение к позорным страницам собственной биографии – нет. Не укладывалось это в рамки общепринятых взглядов на жизнь. И сейчас, осмысливая это, Славка боялся нашествия более реальных работников ножа
«Неувязочка», – стрельнуло в голове.
Он вспомнил, что последняя встреча не была такой уж безболезненной. Член до сих пор ныл. Светка, или как ее звали, здорово его прихватила.
– Нам надо добраться до выхода, – ответил Слава.
Борька не то хохотнул, не то всхлипнул.
– Побыстрей бы.
В наступившей тишине раздавался только шорох волочившейся за Борькой ноги.
– Борька, а хочешь, я тебе анекдот расскажу? – Славке захотелось вдруг рассмешить приятеля, а из анекдотов он вспомнил только тот, что услышал от тракториста.
– Валяй, – хрипло произнес Шувалов.
– Ну, вот значит, попали в яму свинья, лиса и волк.
Борька слушал не перебивая.
– Жратва была, секс был, нет, блин, шоу захотелось, – закончил Славик и хохотнул.
Прудников знал, что рассказчик он хреновый, но друг мог хотя бы улыбнуться ради приличия. Борька, забыв о всяком приличии, остановился и посмотрел на Славу.
– Может, и с нами так, – проговорил он.
– Что? – не понял Прудников.
– Они нас могли убить еще в деревне, так?
– Ну, так. А! То есть трахнуть и съесть. Но они захотели шоу.
– Да, – коротко ответил Борис. – Мы для них словно дичь.
Пока рассказывал, Самсонов очень надеялся, что Федька не появится. Сергей был уверен, что Федька – это тараканы в его голове и ребята их попросту не увидят. Но он боялся, что выдаст себя какой-нибудь фразой, брошенной призраку. Самсонов решил рассказать друзьям не все. О Федьке, о том, что они издевались над ним. Но об изнасиловании он предпочел умолчать. Если раньше он больше боялся наказания по закону, то сейчас по совести. И если закон был для всех один (в идеале так и должно быть), то совесть у каждого своя. И его совесть подсказывала ему, что унизить слабого – это ничего, терпимо. А вот если об этом узнают друзья, родители, весь мир, ярлык пидора никогда не смыть. Поэтому-то теперь он и рассказывал свою позорную истории поверхностно. Берег свою сомнительную репутацию.
– Он появился у ямы и говорил, что я ему сделал больно. А потом попросил, чтобы я пообещал, что больше так никогда не сделаю, – завершил свой рассказ Сергей.
Пауза слишком затянулась, и Самсон даже усомнился в том, что смог спрятать этот поганый ярлычок.
– Вот так дерьмо, – проговорил Мишка. – Если нас кто-то решил наказать за детские шалости, то…
– Издевательства над слабоумным – это, по-твоему, детские шалости?! – взвилась Соня.
– Че ты завелась? Ну не шалости. Никто же не умер. Тоже мне святая, – огрызнулся Мишка.
Самсонов был солидарен с другом, но молчал. Он все еще боялся выдать себя.
– Скажи, Серега, – вдруг попросил поддержки Болдин.
– Да. Вы знаете, мне очень стыдно, – сказал Самсонов. Он считал, что эта фраза является единственной верной в данной ситуации. Он своего рода держал нейтралитет. Не перечил святоше, обвинявшей его, и вроде как на одной стороне со своим защитником.
– Стыдно, когда видно, – сказал Мишка и махнул рукой. – Вообще, большего бреда я не видел. Нет воспоминаний, которые могут убить.
– Есть совесть, – возразила Соня. – Даже у самого неисправимого проходимца она есть. – Она резко повернулась к Сергею и, ткнув в него пальцем, сказала: – Она тебя замучает.
Сергей хотел нагрубить подруге. Нагрубить и даже ударить, чтобы она заткнулась. А еще ему хотелось крикнуть:
Софочка – красная попочка.
И еще:
Трогая свою дырку, ты выбираешь грех.
– Я буду не одинок, – только и смог прошептать Сергей.
– Конечно, дружище. Мы ведь с тобой, – не совсем понимая смысл слов, поддержал друга Мишка.
Дальше они шли молча. Сергей все еще думал о собственной репутации и не сболтнул ли он чего лишнего в рассказе Соне и Мишке. Судя по реакции Сухоруковой, расскажи он о том, как прищемил хвост кошке, она бы все равно обвинила его во всех смертных грехах.
Борька остановился. Несмотря на ранения, он был еще крепок. Славик тоже встал.
– Что не так?
– Кто-то плачет, – прошептал Шувалов.
Прудников прислушался. Действительно, кто-то всхлипывал в темноте.
– Стой здесь, – сказал Вячеслав и пошел вперед.
Он ступал медленно, боясь, что на него выскочит какая-нибудь тварь. Плач не всегда слабость. Это вообще может быть обманом. Шоу, мать его.
– Эй! Кто здесь?
Луч фонарика высветил белые кроссовки Олеси. Она сидела в нише в стене. Похоже, что плакала она, но Славик не был в этом уверен.
– Олеся?
А где же Марина? Может, это она плачет? Тогда что с Олесей?
– Что с тобой, Олеся?
Слава сделал шаг и снова остановился. Теперь он точно знал, плачет Олеся. Но что-то настораживало Славку. Настораживало? Ты снова испугался, тряпка! В стонах за дверью твоей спальни тебя тоже что-то настораживало. И чем все закончилось? Я никогда не вернусь к такой размазне, вот чем. А теперь вопрос знатокам. Будет ли Олеся с Вячеславом после их злоключений? Нет. Кто захочет быть с тряпкой?
– Олеся?
Славик все-таки решился и подошел к девушке. Плач стих. Странное дело, его фонарь не высветил зареванное лицо девушки, желтый свет упал на черную стену. Он понял, девушка лежала. Слава попытался нащупать ее руку, но не смог.
– Олеся.
Когда он понял, что случилось страшное, его накрыла паника, и он буквально выдернул девушку за ногу. Вячеслав подскочил и уставился на двуглавую девушку. Сестры улыбались ему.
– Тряпка, – сказала одна голова.
– Размазня, – шепнула вторая.