тема: "Псы любви"

Коллектив авторов

Хебсен любил говорить о сциллах.

— Их молодь вылупляется из яиц, которые самки всегда несут на спине, — рассказывал он, оживленно жестикулируя левой рукой. — Пока сцилл молодой, он едет на матери и учится жизни, наблюдая за другими сциллами. Они никогда не останавливаются и никогда не едят живую добычу. Бедуины раньше пробовали бросать им пленников, но сциллы проходили мимо. Они никому не враги…

Здесь надо сказать, что бедуины были нашими врагами. Они передвигались верхом на ламаргах, грациозных родичах кризонов,

умевших бегать быстрее галеры и не нуждавшихся в Дороге. Это позволяло бедуинам сильно опережать натру и жить в неподвижности, иногда, целыми дугами.

Они ненавидели дальних земледельцев, особенно тех, кто сажал быстрые деревья для приближающейся Колонны. Старый Тимн говорил, ради скорости земледельцы поливают свои поля особыми жидкостями, которые помогают деревьям расти, но отравляют обычную траву и животных. Бедуины гибнут десятками, если их стада попадают на бывшее поле, поэтому они часто нападают на земледельцев и сжигают их корабли. Легионеры тут бессильны: даже самая лучшая пентера не угонится за отрядом всадников, покинувших Дорогу.

Всякий раз, когда Тимн начинал ворчать про бедуинов, Хебсен вставлял, что сциллы и бедуины делают одно дело. Не знаю, кого он хотел этим оскорбить — бедуинов или сцилл, но в результате всегда обижался Тимн. Старик упорно не верил в сцилл и говорил, что если такие звери существуют, их кости обязательно встречались бы нам на пути. Ведь Колонна уже пятьсот четвертый раз проходит по одному и тому же месту, убегая от натры.

— Сциллы уходят умирать в мировое пространство, — отвечал на это Хебсен.

Кто бы мог подумать, что именно сказки о сциллах подскажут Синухету и его новому другу Хатэму план, как погубить всех жителей галеры?

А начиналось так мирно… Было самое начало сега. Большая часть экипажа еще спала, галера мягко катилась по Дороге: чтобы не рисковать подвеской, мы понизили давление в пневматиках, все равно им скоро предстояла замена. На носу, у штурвала, старый Тимн ворчал на дурачка Рейама, который опрокинул ведро помоев ему на ногу, вахтенные Падиус и Мерхет играли в юлианию. Несколько механиков на второй палубе меняли подгнившую доску с левого борта. Мы с Хебсеном, Хатшепом, Уной и Пахором устроились на корме, рядом с командирской рубкой. В радиоприемнике тихо играла музыка.

— Хебсен, а сциллы умеют говорить? — от нечего делать спросил Пахор. Охотник пожал плечами.

— Не знаю. Может, на своем языке и умеют.

— Их хоть раз ловили живьем?

— Нет.

— А убивали?

— Нет, — Хебсен покачал головой. — Сцилла непросто убить. Разве что прикрепить к пентере гарпун длиною в мачту и с разгона ударить в горло какому-нибудь сцилленку помоложе… Может, тогда и пробьет. Но другие сциллы молча на это смотреть не станут, у них взаимовыручка посильнее, чем у людей. Я видел, как двое молодых помогали идти раненому…

— Кто ж его ранил? — спросил я.

Хебсен загадочно улыбнулся.

— Теневые твари.

— Кто?! — все подались вперед. Этой истории Хебсен еще не рассказывал.

— Твари из Тьмы, — ответил охотник. — Натра приносит не только холод. Еще она приносит Тьму, на границе которой, далеко за линией сцилл, обитают жуткие чудовища.

Он растопырил руки.

— Я видел вот такой зуб, торчавший из песка. А может, это был коготь.

Мы притихли. И тогда я задал вопрос, за который до сих пор не устаю себя проклинать:

— Но почему мы не встречаем кости этих зверей на пути? Ведь мы движемся по кругу…

Уже говоря эти слова, я знал ответ. И все, кто меня слышал, знали. К несчастью, Хатэм как раз открыл дверь каюты и тоже услышал.

— Хороший вопрос, мальчик, — сказал он, выходя на палубу. Хатэм еще хромал, нога была перебинтована. — Быть может, ты сам попытаешься на него ответить?

Ничего не подозревая, я кивнул.

— Мы движемся не совсем ровно, да? С каждым кругом немного в сторону?

— Верно, — тихо сказал Хатэм. И что-то в его голосе заставило всех обернуться и уставиться на молодого философа. Первым, откашлявшись, заговорил Хебсен:

— Думаешь, Дорога не кольцевая и мы всякий раз оставляем наши следы справа или слева?

— Слева, — ответил Хатэм. — Мы движемся по спирали, с каждой натрой уклоняясь на три-четыре фарсаха вправо от нашего прошлого пути. Смотрите.

Он вернулся в каюту и вскоре вышел, держа в руке полосатый кожаный мяч. Все придвинулись.

— Вообразите, что это наш мир, — тихо сказал Хатэм. — Шар вращается вот так… — он показал, — …а мы движемся против вращения, по верхнему полушарию.

Философ обвел пальцем вокруг шара.

— Если бы мы двигались по кругу, путь всегда имел бы равную длину и натры казались бы нам неизменными. Но мы движемся по спирали, медленно смещаясь вниз, к главной окружности шара, которую геометры называют «экватором».

Хатэм взглянул на наши испуганные лица.

— Шар вращается равномерно, но Дорога с каждой натрой удлиняется. А наша скорость неизменна, и, поэтому, если отметить на модели точки, где побывала Колонна за последние сорок натр, получится плавная кривая.

Он показал тонкую пунктирную линию, пересекавшую несколько полосок на мяче.

— Понимаете? Мы все время приближаемся к границе холода, не успеваем его обгонять. Еще несколько натр, и позади, на горизонте, мы увидим сцилл. А затем… — Хатэм умолк и выразительно посмотрел назад, где облако пыли из-под колес затмевало серое небо.

Повисло молчание. Наконец, сглотнув, молодой Уна осторожно спросил:

— А если повернуть? Вернуться на старую Дорогу?

— Это отсрочит катастрофу, но не решит проблему, — печально ответил Хатэм. — Единственный выход для нас — увеличить скорость движения.