Темная бездна
Шрифт:
Мрачные темы были его коньком. Дедушка Джейберд отличался природной смекалкой, но был совершенно не способен к учению и в свое время не сумел осилить даже четырех классов. Иногда я поражался, как моему отцу удалось выйти в люди и стать тем, кем он стал, после семнадцати лет, проведенных в мрачной тени дедушки Джейберда. Как я уже говорил, у деда начала ехать крыша вскоре после моего появления на свет. Полагаю, что разумное начало передалось мне главным образом по линии бабушки. Я никогда не мог знать заранее, какие страдания мне предстоит вытерпеть на этот раз, но можно было быть уверенным: меня ждут нелегкие испытания.
Дом дедушки Джейберда был уютным и удобным для жилья, хотя и не представлял собой ничего особенного. На принадлежавшей дедушке земле кроме чахлого кукурузного поля имелись просторный огород и лужайка. Вокруг простирался лес, где дедушка охотился.
Бабушка Сара была по-настоящему рада нашему приезду и
— Я выбраживал его две недели, — объявил он. — Хотел, чтобы настоялся как следует. Вот, отведайте.
У дедушки были наготове большие глиняные чашки. Он разлил напиток.
Должен сказать, что чай был совсем не плох. Все, кроме самого дедушки Джейберда, выпили по второй чашке. Вероятно, дедушка знал взрывную силу своего напитка. Потом я чуть ли не полдня почти безвылазно провел в уборной с ощущением, что мои внутренности выворачиваются наизнанку. По рассказам отца и мамы, дома с ними творилось приблизительно то же самое. Бабушка Сара, чей организм наверняка был привычен к дедушкиному пойлу, проспала как убитая все то время, пока я страдал животом. Только посреди ночи она вдруг издала высокий душераздирающий крик, от которого могли подняться волосы на затылке.
Настало время родителям возвращаться домой, в Зефир. Я почувствовал, как переменился в лице. Должно быть, я выглядел как побитый щенок, потому что мама обняла меня на крыльце и шепнула на ухо:
— Все будет в порядке, Кори. Позвони мне сегодня вечером, хорошо?
— Хорошо, — поклялся я и долго смотрел вслед, пока поднятая с дороги пыль не осела на коричневых стеблях кукурузы. «Всего одна неделя, — сказал себе я. — Всего одна неделя, это совсем немного».
— Эй, Кори! — позвал из своего кресла-качалки дедушка Джейберд. Он ухмылялся: это был плохой знак. — Слушай анекдот! Заходят три гитариста в бар. Первый гитарист говорит: «Эй, налейте-ка мне!» Бармен оглядел его с головы до ног и отвечает: «Мы здесь музыкантам не наливаем». Тогда второй гитарист решил попытать счастья: «Налейте-ка мне!» Бармен поглядел на него: «Я же сказал: мы здесь музыкантам не наливаем, так что проваливайте отсюда!» Тогда третий гитарист, у которого в глотке было сухо, как в дьяволовой печи, говорит: «Налейте-ка тогда мне!» Бармен прищурился и спрашивает: «А ты что, еще один долбаный музыкант?» А тот выпятил грудь и отвечает: «Боюсь, что нет, сэр».
Дедушка Джейберд зашелся от хохота, а я стоял перед ним и молча его разглядывал.
— Усек, парень? Усек? «Боюсь, что нет, сэр».
Заметив, что я сохраняю серьезный вид, дедушка нахмурился.
— Черт возьми! — выругался он. — У тебя начисто отсутствует чувство юмора, как и у твоего папаши!
Всего неделя. О господи!
Были две темы, на которые дедушка Джейберд мог говорить часами: о том, как он выжил во время Великой депрессии, когда он кем только ни работал: полировал гробы, был тормозным кондуктором на железной дороге, подсобным рабочим на ярмарке, а также о своем успехе у женщин в молодые годы: он, по его словам, был таким оглушительным, что сам Валентино [16] мог бы ему позавидовать. Эти похвальбы могли бы произвести на меня впечатление, если бы я имел хоть малейшее представление, кто такой этот Валентино. Как только мы с дедушкой Джейбердом оказывались вне досягаемости ушей бабушки Сары, дедушка немедленно начинал рассказывать об «Эдит, дочери священника из Тупело», или о «Нэнси, племяннице кондуктора из Нэшвилла», или просто о какой-то «девчонке с выступающими вперед зубами, что постоянно сосала яблочные леденцы». Во всех рассказах неизменно упоминался дедушкин «джимбоб» и то, как все девчонки сходили по нему с ума. Обманутые мужья и ревнивые поклонники соблазненных девиц стаями гонялись за дедушкой Джейбердом, но он неизменно ловко обходил все ловушки, какими бы хитроумными они ни оказывались. Однажды он почти час провисел, ухватившись за ферму железнодорожного моста, над ущельем на высоте в сотню футов, пока на мосту над ним стояли двое преследователей с дробовиками и вели разговор о том, как они живьем сдерут с него шкуру и прибьют гвоздями к дереву.
16
Валентино, Рудольф (1895–1926) — актер, танцовщик, звезда немого кинематографа.
— Фокус был в том, что я перепортил всех тамошних девок, — закончил свой рассказ дедушка Джейберд, сладострастно жуя травинку. — Да, мы с моим «джимбобом» когда-то отлично повеселились.
Потом всякий раз дедушкины глаза заволакивала пелена печали,
— Сегодня я не узнаю ни одну из тех девиц, если повстречаю их на улице. Нет уж, сэр. Теперь они все старухи, и мне неохота с ними знаться.
Дедушка Джейберд презирал сон. Быть может, это было навеяно мыслями о том, что недолго уже ему осталось ходить по этой земле. В пять утра, будь то дождь или солнце, он неизменно сдергивал с меня одеяло, при этом мне казалось, что надо мной проносится ураган. Над моим ухом гремел его глас:
— Вставай, приятель! Ты что, собираешься дрыхнуть весь день?
Мой ответ тоже не отличался оригинальностью.
— Нет, сэр, — бормотал я и принимал сидячее положение, а дедушка Джейберд поднимал бабулю, отдавая распоряжение стряпать завтрак, которого вполне хватило бы, чтобы подкрепить силы сержанта Рока и большей части его беспечного воинства.
Дальше, после завтрака, дни, которые я проводил у бабушки с дедушкой, текли по-разному. Я с одинаковой долей вероятности мог быть отправлен на огород с тяпкой и получить разрешение прогуляться к лесному пруду за домом. В хозяйстве дедушки Джейберда было несколько дюжин цыплят, три козы, внешне очень напоминавших его самого, и по какой-то странной прихоти — кусачая черепаха по кличке Мудрость, которая обитала в большой железной бочке с илистой водой, стоявшей на заднем дворе. Однажды одна из коз сунула морду в черепашью бочку, и Мудрость цапнула ее так, что мало не показалось. Нередко во дворе дедушки Джейберда стоял шум и гам — «настоящий гадючник», как он сам назвал тот хаос, который возник, после того как страдающая от жажды коза была укушена Мудростью. Дело кончилось тем, что коза ураганом промчалась по двору, сорвала с веревки только что развешанное бабушкой белье и, обмотанная простынями, принялась носиться по огороду, незадолго до того мною прополотому.
Особой гордостью дедушки Джейберда была коллекция скелетов маленьких зверушек, которые он тщательно реставрировал, соединяя косточки проволокой. Скелетики эти могли появиться в самых неожиданных местах, потому что дедушка имел отвратительную привычку класть экспонаты своей коллекции то вам под подушку, то внутрь ботинка, так что вы не могли их увидеть, пока на них не натыкались. Вы, конечно, вопили от ужаса, а он хохотал до упаду. Чувство юмора у дедушки Джейберда было, как бы это помягче сказать, несколько нестандартным. В среду днем он рассказал мне, как с неделю назад нашел неподалеку от дома гнездо гремучих змей и убил их всех лопатой. Вечером, укладываясь спать и с содроганием ожидая утренней пятичасовой побудки, я внезапно услышал, как открылась дверь и из темноты донесся дедушкин шепот, тихий и зловещий:
— Кори, ты меня слышишь? Ночью, если встанешь пописать, будь осторожен. Сегодня днем бабушка нашла у тебя под кроватью только что сброшенную змеиную кожу. Здоровенная змея, судя по всему. Спи спокойно, внучок.
Сказав это, дедушка затворил дверь. Я же не сомкнул глаз до самого утра.
Спустя какое-то время я понял, что, подобно человеку, который, желая хорошо заточить нож, тщательно шлифует его острие, дедушка Джейберд доводит мои нервы до крайней степени напряженности. Быть может, он не отдавал себе отчета в своих действиях, но все выглядело именно так. Взять хотя бы эту историю со змеей. Я неподвижно лежал в темноте, чувствуя, как постепенно переполняется мой мочевой пузырь, и представлял себе всякие ужасы. Я воображал, как гремучая змея, свернувшись где-то в углу комнаты, дожидается, когда скрипнет половица под моей босой ногой. Я отчетливо видел чешуйчатую кожу змеи с узорами цвета леса, ее ужасную плоскую голову, неподвижно застывшую в полудюйме от пола, зубы, на острие каждого из которых застыла капелька яда. Я видел, как ходят волнами мышцы на боках рептилии, почуявшей мой запах. Я знал, что она ухмыляется во тьме, словно говорит: «Ну, иди же ко мне, дурачок. Все равно ты будешь моим».
Если бы в мире была школа по тренировке воображения, дедушка Джейберд мог бы стать там директором. Урок, который я получил в ту ночь, — что можно себе вообразить и во что поверить как в истинную правду — намного превосходил то, чему учат в самых лучших колледжах. Попутно я научился часами лежать, скрипя зубами, превозмогая боль и кляня себя за тот лишний стакан молока, что выпил за ужином.
Как видите, дедушка Джейберд учил меня очень важным вещам, сам того не подозревая.
Получил я и другой урок, не менее ценный, который оказался также испытанием на стойкость и мужество. В пятницу днем бабушка Сара попросила дедушку Джейберда прокатиться в город и купить в бакалее «сухое мороженое» — порошок, который разводили молоком и получали отличный пломбир. Обычно дедушка Джейберд не слишком любил ездить за покупками, но в тот день он оказался на удивление сговорчивым и прихватил с собой меня. На прощание бабушка сказала нам, что чем быстрее мы вернемся домой, тем скорее будет готово ее вкуснейшее мороженое.