Темная дикая ночь
Шрифт:
Но я не хочу разговаривать с Оливером по телефону, потому что чувствую панику, которую нереально толком сформулировать: по поводу нас с ним, книги, фильма, всего происходящего в целом… И по этой же причине я не могу написать ему смс, ведь уложить эту бездну в несколько слов на экране маленького гаджета – банально и нелепо. Я настолько странно и безрассудно скучаю по нему. Меня тянет уехать отсюда и быть этой ночью с ним. Оливер нужен мне в этом номере, и я точно знаю: он тут же, не раздумывая, приедет сюда, стоит мне только попросить. Успокоит меня, рассмешит, и его подначивания
Но если он поедет сюда, то будет в дороге один, причем поздно. А люди любят выпить. Они часто неосторожны. Часто за рулем говорят по телефону и пишут смс. А от Сан-Диего ехать больше двухсот километров.
От входящего сообщения вибрирует телефон, и я на экране я вижу его имя.
«Как все прошло?»
Беру телефон и начинаю набирать с десяток различных ответов, но удаляю каждый. Бросив в итоге его на кровать, я выключаю телевизор и иду в душ. После чего беру блокнот, следующие несколько часов провожу за самыми худшими зарисовками, что когда-либо делала, и швыряю его на кровать. Был ли успех «Рыбы Рэйзор» счастливой случайностью? Я начала его создавать в пятнадцать лет, и мне понадобилось три года, чтобы закончить. Следующие два ушли на редактуру и еще два на подготовку к публикации. Как я вообще думала написать следующую книгу во время вечных поездок, работой над фильмом и влюбленности?
На панно изображен грызущий все на своем пути монстр.
Я выжата, как лимон, но ум и не собирался останавливаться. Тогда, покопавшись в сумке, я нахожу снотворное. Эти маленькие белые таблетки всем своим видом словно бросают мне вызов.
Я даже толком не почувствовала, как одна скользнула вниз по горлу. От объемного и пустого мир сужается до размеров точки, где я в руке держу карандаш. Линия удлиняется и выходит за пределы листа, а мои веки резко, как срубленные деревья в лесу, закрываются.
***
На следующее утро у входа в здание меня встречает Остин огромной кружкой кофе в руках.
– Подумал, тебе понадобится, да? – спрашивает он, попивая свой крошечный эспрессо.
Я улыбаюсь и, поблагодарив, беру кружку. Внутренне вздрагиваю: он дает понять, что сегодняшний день будет длиннее и труднее вчерашнего? Или же мне просто нужно быть сосредоточенной, и он решил, что кофе тут в самый раз?
Следуя за ним к лифтам, я слушаю его короткий разговор по телефону. Как только подъезжает лифт, он отключается, и вместе с толпой мы входим в кабину.
– Хочу, чтобы ты знала: Лэнгдон действительно чувствует дух твоей истории, – слишком громко для такого замкнутого пространства произносит Остин.
– Конечно, – мне хочется поговорить об этом с Остином – плюс убедиться, что мы вовремя закруглимся, и я успею поработать в отеле – но только не в переполненном лифте.
– И я понимаю, что та тема с возрастом стала камнем преткновения…
– Именно, – тихо отвечаю я.
– Но у Лэнгдона отменное чутье на кино, он знает, что будет иметь успех, а что нет. Мы не можем показать по большей части мужской зрительской аудитории пятнадцатилетнюю героиню.
Все вокруг притихли и явно ждут, что я отвечу.
– Ну и зря, – замечаю я, и позади кто-то фыркает. Трудно сказать, была ли это поддержка или насмешка. – Хотя той же Натали Портман в «Леоне» было двенадцать, и многие нюансы отношений Рэйзора и Куинн позаимствованы оттуда.
Лифт останавливается на нашем этаже.
– Ну, в свое время были, конечно, обсуждения сексуальных нюансов их отношений, – замечает он.
Я уже открываю рот высказать свое мнение – о больном воображении людей, кто находит то, чего нет, и что между Матильдой и Леоном не было никаких сексуальных отношений – как раздвигаются двери, и Остин выходит из лифта.
– Секс хорошо продается, – бросает он через плечо. – Не зря так говорят.
– Росомаха тоже, – громко кричу ему вслед я, хотя знаю, он слышит меня, даже когда листает что-то в телефоне. – Он обучал молодых девушек, но по отношению к ним не позволял себе ничего мерзкого.
Остин игнорирует мои слова, и мы идем в тот же конференц-зал, где были вчера. Через стеклянную видно, что Лэнгдон уже на месте, разговаривает и смеется с каким-то мужчиной – чуть старше его, но стройнее, с седыми висками и в очках в широкой оправе.
– О, отлично, они оба здесь, – говорит Остин и толкает дверь. – Лола, это Грегори Сент-Джуд.
Мужчина встает, поворачивается и с осторожностью смотрит на меня.
– Наш режиссер, – добавляет Остин.
Я пожимаю ему руку. Он ниже меня ростом, но приветствует меня крепким рукопожатием и дружественным кивком, после чего снова садится рядом с Лэнгдоном.
– Моего отца тоже зовут Грег, – замечаю я, как надеюсь, с приветливой улыбкой.
Он напряженно отвечает:
– Вообще-то, я предпочитаю Грегори.
– Да. Конечно.
Это хреново. Я и так чувствую себя неуверенно после неудачного разговора с Остином, а теперь я словно Рэйзор – представитель совершенно иной версии этого мира. Я откашливаюсь, пытаясь сдержать смешок при этой мысли.
Кладу телефон на стол, и тут меня накрывает острое желание позвонить Оливеру, чтобы рассказать ему об этом. Услышать его голос и попробовать на вкус нормальную жизнь.
И вот так я словно ломаю печать и впускаю поток до этого момента убранных подальше мыслей.
Со вчерашнего вечера я ему не писала, кроме кучи смайликов с сердечками утром и «SOS. С Л-А все странно».
Но он ответил:
«Дрых без задних ног. Кажется, это результат недостатка сна? Набери, как закончишь сегодня».
Но мне этого недостаточно. Я быстренько еще раз обдумываю идею его приезда сюда, чтобы провести эту пару ночей вместе. Но смогу ли я сосредоточиться, когда он будет так близко? И даже если так, когда я вообще буду работать?