Тёмная история. Чело-вечность
Шрифт:
Сотворивший нас не дал нам никакого иного шанса, не удосужился разделить с нами вышеупомянутое подобие, а уж про образ.. я и вообще молчу. Когда такие, как я, становились Ему не нужны, нам было завещано только одно – безжалостное, безликое Ни-что. Вместо награды за верное служенье. И, увы, как бы крамольно это не прозвучало из моих уст, в такой вот участи я давно уж не видел ни прелести, ни благодати. Полагаю, в отличие от меня, Его-то, обрекшего нас, муки совести не посещали – её у Него не было отродясь. У меня, однако, тоже, но вот тем не менее случилось обзавестись. И теперь я искренне не понимал, куда деваться от своего нечаянного приобретенья.
Глава
XXIX
. Йоль.
Не знаю,
И почему только всё, что было для меня прежде бытовой насущностью, вдруг переменилось, обернувшись ночным кошмаром? Главным образом, конечно, изменился я сам. А уж воззрения и обстоятельства под стать подтянулись после, как круги от брошенного в воду камня. День ото дня я продолжал становиться кем-то другим, учась у людей всему подряд, учась обстоятельно и прилежно, пускай отличником я, увы, не был.
Основным моим желанием, как нетрудно сообразить, стала настойчивая и невразумительная жажда бытия, в том виде, в каком она присуща и людям: пускай в невыносимом одиночестве блуждающего разума, в непрекращающихся пытках концлагерей, в изощрённых ужасах и тяготах земной жизни, падениях и увечьях, подвалах, тюрьмах и тесных клетках многоквартирных домов. Ни ради чего-то, а во что бы то ни стало. Вопреки. Всегда. В такую-то вот коварную ловушку инстинкта самосохранения я заманил самого себя, и теперь с неподдельным ужасом любовался результатом собственных же рьяных стараний. Я хотел жить, пускай живым меня назвать было сложно, и моя бытность, в общем-то, не имела особого смысла. Но она нравилась мне. И вместе с тем тяготила меня. Не свихнуться бы меж этих двух полюсов.
…
Вечер выдался по-декабрьски мрачным и грязным. Ветреным, пробирающим. Ледяной дождь со снегом вкупе комфорта ему явно не добавляли. Неуютно было настолько, что все, кто мог, бежали прочь в теплые объятья кофеен и пекарен, в прогретые центральным отопленьем квартиры, на край на вокзалы и в плохо освещённые парадные, в вонючие коридоры коммуналок, куда угодно, лишь бы с улиц долой. В общем, туда, где жизнь становилась чуточку лучше. Где пахло ванилью и свежей выпечкой, где висели гирлянды и мурчали коты. Где ждали Нового Года, вот-вот. Ну или хотя бы не было настырных ледяных хлопьев, без продыху валящих с обрюзгшего неба и набивающихся за шиворот, до невозможности скользких тротуаров и внезапно глубоких луж. Ничего, ещё немного и всё переменится. Да уж, люди горазды были ваять себе все эти чарующие иллюзии. Ну сейчас, с понедельника, с нового листочка нового же календаря… Увы. Жизнь оставалась жизнью. Хоть с мишурой и ёлками, хоть без.
Я сидел, прислонившись спиной к стальной решётке, затягивавшей автобусную остановку. Только с обратной её стороны: ехать я покамест никуда не собирался. Какая-то сердобольная женщина, проходя мимо, даже кинула мне пару завалявшихся
Ну, спасибо, – саркастически поблагодарил я морок, и задумчиво принялся разглядывать штампованные кружки металла. – Удружил. Накинул личину максимально жалкую и неприметную. Впрочем, была в этом какая-то горькая правда. Дома у меня ныне и действительно не было. Вот тебе мелочишка, хоть на глаза клади. Однако туда меня не пустили бы тоже, невзирая на наличие заветных монеток, а ведь их номинал Харону был не так уж и важен.
Вечер постепенно сменился ещё более негостеприимной ночью. И город полностью и окончательно обезлюдел. На остановке я остался совсем один. Транспорт уже не ходил. Но спустя какое-то время я заметил, что, оказывается, не так уж я и одинок. Затрудняюсь сказать, откуда он взялся. Моя рассеянность, конечно, била все рекорды, но не до такой же степени. Шагов я не слышал, хотя наверняка различил бы чавканье ботинок по грязи в этой-то промозглой тишине. Однако первое, что я уловил так это запах. Сигаретный дым.
Я недоумённо принюхался и с любопытством оглянулся, чуть приподнявшись от земли: на скамейке ожидания сидел человек в укороченном полупальто с накинутым на голову капюшоном и курил. Как мне виделось, немного нервно. По спине пробежал колючий холодок. Казалось бы, ну что в сигаретном дыму может быть такого? Ан нет…
Удивительно, что он меня не заметил, – зябко съёжившись, раздумывал я над очередной ловушкой судьбы, в которую издевательски угодил. – Видно, и без моего светлейшества забот по окончании года у него невпроворот. До чего же не нравились мне подобные совпаденья, точно носом тебя тычут, а во что и зачем – объяснить не соизволяют. Неприятно.
Надо бы потихоньку отсюда… Но додумать я не успел: человек уже стоял рядом, внимательно глядя на меня сверху вниз. До чего бесшумно он двигался! В аккурат как тень. Хоть бы за бродягу принял, я уже совсем и не возражал, не до изысков: как бы отыгрывая желанную роль, я неуверенно подкинул монетки на ладони. Да не тут-то было.
«Угу», – выдохнув клубы едкого дыма, мрачно процедил мужчина сквозь зубы. Хотя, скорее, это был даже парень. Молодой, поразительно правильные черты лица, на редкость красивые, пускай в красивости людской я соображал плохо. Но сейчас мне казалось, это именно тот случай, – не к месту приценился я. Что ещё мне оставалось? Такой и в Навь за тобой нырнёт, чего зазря энергию тратить? А глаза.. чёрные впотьмах, хотя на самом деле, судя по блеклым фонарным отсветам, тёмно-синие. У людей такие разве бывают? – моргнул я недоумённо. – Видимо, да. Так как передо мной стоял именно человек. Правда, не совсем обычный. Густой душный флёр смерти окутывал его почище сигаретного дыма. Некромант.
«А я-то думал да гадал, что за паскудина такая мне под самый под Йоль всю отчётность портит?» – разглядывая меня ровно так же, как я его, проговорил мужчина хмуро, но с явным сарказмом.
Не знаю, как уж он это выведал, по каким фотороботам или описаньям: сейчас то было делом десятым. А перво-наперво стоило скрыться с этих вот самых глаз долой – и никто не пострадал бы. Но сперва хоть на ноги встать. А то как-то непрезентабельно выходит: сижу в грязи и в тряпочку помалкиваю.
Я попытался медленно отползти в сторонку.
«А ну сидеть, не рыпаться!» – тут же рявкнул мужчина. Будто я – собака, а он отдаёт мне команду. Обидно. Но я послушно замер. Мне не хотелось конфликтов, я ведь мог ненароком и навредить, чего ни в коем разе не хотел. Некромант, тем временем, небрежно затушив окурок о стальной каркас остановки и кинув то, что осталось, в чёрный от копоти снег, присел возле меня на корточки.
«Вот это да-а, вот это тварь, – протянул он насмешливо. – Это я Мастеру на Новый Год заверну, удивлю старика».