Темная сторона любви (Рассказы)
Шрифт:
Наш послевоенный скученный быт не оставлял тайн в подробностях материнского туалета, в частности, ее приверженности к дорогому кружевному белью, дорогим ночным рубашкам. Тогда это все еще было дефицитом, но она доставала американскую синтетику и китайские шелка на “черном рынке”. Еще одна загадочная для меня страсть суровой и одинокой неприступной дамы не просто немецкого, но уже
“социалистического” абсолютно образца. Не ошибусь, если скажу, что многие немки в тогдашней ГДР охотно вступали в СЕПГ. Реванш?
Самоутверждение? Тяга к порядку? Тогда для кого было это претенциозное белье, которое надевалось под строгий “партийный”
Я же цепко и зорко замечал все эти кружева и оборки, раскиданные в нашей общей на троих комнате.
Может быть, здесь сказывались и последствия той травмы, нанесенной мне матерью еще в утробе. Сыграло роль и то, что мать, я уже говорил, не кормила меня грудью. Насколько я понимаю, кое-кто из мужчин прошел через подобное без особого ущерба для психики, я не склонен переоценивать значение и самого Фрейда, и сформулированного им “комплекса Эдипа”. Но какую-то роль в формировании моего характера эти вещи сыграли.
Короче, детский подростковый грех у меня связался с образом зрелой женщины и всех ее бело-розовых причиндалов. Да еще с запахом духов, какими мать душилась сама и опрыскивала белье. Духи назывались
“Опиум”, на коробочке изображена была некая безрукая женская плоть -
Венера, раскосая, как гейша.
Вообще запахи – это отдельная тема. Неплохо бы составить словарь запахов или что-то вроде путеводителя по запахам. Вы читали, верояно, Зюскинда? О, ничто так не волнует кровь, не будоражит воображение, как запах… Думаю, можно играть в шахматы запахов. Но это – отступление.
Противен я себе был невероятно в то время. Как всякий подросток, я мечтал о силе, славе, мужественности и всем том, что теперь известно как суперменство. Ничего удивительного – в подрастающем самце просыпаются и притязания на обладание оружием в борьбе за слабый пол. С этим как-то не вязался мой интерес к постыдным тряпкам и женским тайнам при переодевании.
Сестра же навсегда осталась символом чистоты, главным знаком каковой была бесполость.
Итак: с одной стороны – женская безгрешная бесполость, с другой – половая определенность и сопутствующие ей стыд и запрет.
Избавился же я и от этих фетишистских замашек и от подросткового греха окончательно в одночасье, благодаря как раз той самой собаке, белому шпицу из квартиры, что была расположена в верхнем этаже под самой крышей.
В доме, где я рос, шпиц был единственной собакой, которую держали просто для собственного удовольствия. Тогда, после войны, у простого населения немецкого провинциального городка на Одере не было еще принято держать иную живность, кроме кошек на деревенский манер – против мышиной угрозы. Люди посостоятельней держали еще немецких овчарок в качестве сторожей. Они остались от войны и лагерей. Шпицы попадались крайне редко.
Эти жильцы с верхнего этажа, держали именно шпица. С ним гуляла глухая бабка, редко – ее внучка, породистая девочка Мария-Анна, или
Марианна, как ее чаще называли. Шпица не спускали обычно с длинного поводка. Лишь изредка девочка отпускала его побегать на лужайке, когда там не толклись мы, уличные мальчишки.
В тот раз я гулял там один, несколько раздавленный стыдом оттого, что как раз утром “согрешил”, мне хотелось буквально отрубить себе руку или кое-что еще.
Румяная Марианна, обнаружив, что
“скорая”, повреждена была вена, я чуть не истек кровью, потому что
“нотдинст” – “скорая помощь” в те годы была не очень скорой, зашивать на месте не умели, мне повезло, – до советского военного госпиталя, слава Богу, было близко, – до больницы Святого Иосифа в центре соседнего городка я бы не дотянул.
На этом неприятности не кончились, мне предстояло дотащить эту паршивую собаку до ветлечебницы в пригороде, в трех кварталах от дома, чтобы там ее оставили на карантин, в противном случае мне предстояли уколы от бешенства. Бабка из квартиры хозяев вести ее была не в состоянии, остальные в семье, где жила собака, работали, а
Марианна училась. Пришлось мне самому буквально волоком тянуть шпица в ветпункт. Мы рвались друг от друга, поводок нам не давал разбежаться. Собаку оставили на две недели. Кормили ее за наш счет, забирали псину уже они сами, я просто взял справку и сказал собаке
“адье”.
Несколько ночей подряд мне снилась окровавленная рука. Она сопровождала меня в темном коридоре, скользя по стене, когда я шел в уборную. Так снилось, я никуда не ходил. В последнем сне рука забралась ко мне в кровать и вцепилась мне в горло, так что я с трудом оторвал ее. Я проснулся с сильнейшей ангиной – нарывы в горле чуть не задушили меня. Их удалила просто пальцем вторая жена моего отца, опытный отоларинголог. Отец уже с нами не жил, хотя зачем-то приехал с новой женой в нашу землю из благополучной земли
Рейн-Вестфалия. Появление второй жены моего папаши было вызвано только нешуточной урозой, хотя и было явлением экстраординарным – мать смотрела на нее коброй, она бы выгнала ее, несмотря на угрозу моему здоровью, если бы не отец. Хотя сама позвонила ему сообщить, что я опять надумал отдать концы, как когда-то.
Шпиц вызвал в моей жизни, таким образом, во второй раз исключительное и больше никогда не повторившееся событие, – как моя смертельная болезнь во младенчестве вызвала магическое явление деда
Соломона. Оба события врезались в память и остались там надолго. Я боялся выходить на улицу еще долгое время из-за этой псины.
Покончено было и с “грехами”. Потом мне сказали, что собака пропала.
Скорей всего, ее отловили поляки, заключил я. Скажите, кстати, чего это я все валю на соседей с востока? Неужто пресловутый тевтонский дух все еще живет в нас, немцах? Чушь “собачья”, полагаю. Просто надо на кого-то валить свои грехи. Я отвлекся…
С опаской я гулял по двору первое время, особенно на лужайке за домом. Иногда, уже без собаки, ковыляла в булочную лавку бабка с верхнего этажа. На шее у нее болталась облезлая горжетка, какие тогда носили многие старухи. Мордочка, надо полагать, лисья, болталась на бабке при ходьбе, постреливая стекляшками глаз злобно и мстительно. Так мне казалось. Лиса была вытерта до белизны мездры.