Темная сторона Петербурга

Артемьева Мария

— Да? Это при Петре, что ли?

— Нет-нет! Что вы! Гораздо раньше! Намного раньше! Древние племена пришли на Неву чуть ли не с начала времен, как только льды отступили, и море обмелело.

Но это не самое важное. Была внутри кочевого племени особая семья жрецов-шаманов. Когда племя приходило в незнакомую землю, жрецы призывали Силу этой земли и совершали обряд кровного завета между членом жреческой семьи и Силой.

Союз между ними создавал особую энергетическую сущность, в которой дух жреца и дух Силы объединялись в одно целое.

Так

племя роднилось с землей, чтобы жить на ней сытно и безбедно, не вступая в противоречие с местными стихиями. Что-то вроде межплеменного брака, только магическим путем. Называлось это атакан.

После обряда дух делался защитником племени, а племя служило созданному атакану, принося жертвы духу.

Как все это практически выполнялось — понятия не имею. Не спрашивайте. В том-то и беда… Главное, что кровная связь — завет между Силой и жрецом — неразрывна на все времена.

Атакан нельзя изжить. Сила земли вечно живая, она возрождается так же, как род людей. Все потомки жреца-прародителя, заключившего завет, и потомки потомков его должны соблюдать обязательство — служить атакану, пока не иссякнет их род.

Иначе голодный атакан обратится к злу, начнет мстить. Восстанет против людей, будет разрушать, мучить, губить все живое в подвластных ему пределах. Вы понимаете?

Я посмотрел на него. В глазах чудика что-то сверкнуло. Он понизил голос до зловещего шепота и, оглянувшись по сторонам, поведал:

— Вы уже догадались? Дядя мой — шаман. Я — его потомок, потомок шаманов. Атакан…

И замолк, обшаривая взглядом мое лицо в поисках произведенного эффекта.

Эффекта, надо признать, было ровно столько же, сколько от сообщения о смерти дяди. Я уже догадался, что встреченный мною типчик — городской сумасшедший в стадии обострения, и не намеревался его дразнить.

С психами лучше всего расставаться по-хорошему. Поэтому пришлось сделать вид — надеюсь, я был достаточно непроницаем. Как «Наутилус» капитана Немо.

Я сказал:

— Да-а? — соображая, что бы еще такое сказать, чтобы отвлечь внимание. Кто знает, что мой ненормальный приятель задумал? Вдруг прямо сейчас бросится…

Но он не бросился. Он глядел на меня с горечью.

— Даже и не надеялся, что кто-нибудь мне поверит.

Опустив плечи, он брел рядом, шаркая ногами, как бурлак на Волге — крошечный человечек, придавленный непомерной заботой, внезапно свалившейся на него. К этой тяжести он не готов, поэтому она вот-вот прихлопнет его как муху.

И снова я его пожалел.

— Ну что вы так огорчаетесь? Ну мало ли что наговорил вам дядя! Да к тому же перед смертью. Не всему ж надо верить! В конце концов…

— Боже мой, — прошептал он. — Как же вы не понимаете?

Дрожащей рукой он притянул к себе мой локоть и прошептал:

— Вы же были на реке. Вы же только что все видели!

— Видел. Что я видел? — Я смутился под его требовательным взглядом. Оно, конечно, глупо лить портвейн в Неву, но и рвать из-за этого волосы — равно как и с гордостью колотить себя

в грудь — я бы лично не стал. Подумаешь!..

Мгновение он смотрел на меня испытующе, затем отвернулся.

— Да нет, ничего.

Вспышка, казалось, отняла у него все силы. Он умолк. Вид у него был убитый.

— Бог знает, что еще может случиться здесь по моей вине, — пробормотал он, глядя на багрово отливающую в лучах заката Неву.

— Да почему ж — по вашей? — подал я голос. — Все мы в чем-нибудь виноваты…

Он перебил меня.

— Сегодня назначенный день расплаты. Атакан ждал жертвы. А я не знаю — как. Не знаю — что… Дядя умер внезапно. Он не успел ничего толком объяснить. Если что-то случится — я буду во всем виноват. Вы это понимаете?!

Я надолго задумался. Вот так мировая скорбь у этого потомка шамана! Даже если он псих — все-таки, наверное, человек не злой. Вон как переживает.

Но — сумасшедший он или здоровый — помочь я ему ничем не мог. Надо как-то выпутываться из нелепой ситуации, в которую загнали меня моя же жалость и мое же любопытство. Требовалось продумать пути отступления, а ничего стоящего в голову не приходило.

— Атакан? — переспросил я бездумно.

— Атакан. Если хотите знать, Сила здешних мест заключалась в огромной каменной глыбе. Глыба лежит на дне реки, у опоры Литейного моста.

— Почему? — глупо спросил я.

Потомок жрецов печально ответил:

— А ее туда не раз спихивали. Лет четыреста назад случилась похожая неприятность: последний из жрецов атакана рассорился с местными жителями, перешедшими в новую веру, и они убили его. А сын убитого был слишком мал и не мог служить духу Силы.

И вот пошли тогда напасти на всех, кто здесь жил, — засухи, наводнения, голод, мор. Враждебные племена и разбойники изводили народ. Кровь лилась как вода, и не было избавления от смерти ни сильным воинам, ни маленьким детям.

Люди испугались, явились принести жертвы духу, но атакан отверг все — он мстил за убийство своего кровника, жреца. Камень как камень — он не умеет прощать.

Тогда люди задумали избавиться от камня: вырыли огромную яму, скинули глыбу на дно и закидали землей. Но прошел срок — и камень вышел на поверхность. Известно: земля камни родит. И снова полилась кровь.

Придумали камню другую казнь: прорыли канаву и затопили его у берега Невы. Но такова сила атакана, что и вода не смогла удержать камень, и выбрался он обратно на сушу.

Перепугались люди, отчаялись. Взмолились всем племенем новому богу, раз старый столь сурово карал их.

Бог сжалился над людьми и наслал на их землю малый потоп. Пошли сильные дожди — день, два, месяц. Мощные потоки размыли русло реки, и камень пропал на дне Невы и с тех пор на поверхности не показывался. Но это ничего не значит. Атакан силы не потерял.

— Откуда знаете?

Щуплый потомок шамана вздрогнул. Он до того увлекся своим мрачным рассказом, что почти забыл о моем существовании. Оглянувшись, пожал плечами.