Темная сторона Петербурга
Шрифт:
Опомнилась я только, когда услышала голос Федора:
— Дед, аста!
Кажется, я сделала несколько шагов в сторону дедовой избы. Старик открыл черный беззубый рот, ухмыльнулся.
— Нейчукэ! Нейчукэ…
Федор схватил меня за руку.
— Аста!
Сердито замахал на деда, дернул меня за руку, и мы ушли.
— Что случилось? Кто этот старик? Чего хотел? — недоуменные вопросы посыпались на Федора, но он вместо ответа набросился на меня:
— Зачем ты пошла к нему?
Проводник наш был встревожен и раздосадован.
— Но он же меня звал, — растерялась я. — Старый человек. Может, помощь нужна?
Я ничего не понимала. Ольга с Татьяной и ребята вытаращились на меня, как на ненормальную.
— С чего ты решила, что он тебя звал? — тихо спросила Ольга.
Я, в свою очередь, уставилась на ребят.
— А вы что, ничего не слышали?
Лева выпятил толстые карасьи губы и помотал головой.
— Не понимаю, что мы должны были слышать? Старик молчал.
— Да нет же! Он звал меня. — Я совершенно растерялась. А тут еще и
— Никогда не подходи к дому Матти, поняла?! И вы все тоже! Никто не подходите! А то лишит он вас ума — ищи-свищи потом по всему лесу… Эх, в пеньки вас, городские… туды-ы растудыть!
Федор кипел от злости. Нижняя челюсть у него мелко и страшно подрагивала, будто он пытался раскусить ею какую-то невероятно твердую кость — раскусить, размолоть в муку…
Мы молчали, потрясенно наблюдая за пугающей метаморфозой нашего проводника. Такой добрый, веселый, спокойный парнишка — и вдруг…
Федка удалился, дергаясь и подскакивая на ходу от напряжения, от распирающей его злобы.
Мы переглянулись. Случившееся всех обескуражило.
Деревенские по-прежнему наблюдали за нами. Они явно ждали от нас подвоха, беды, лиха какого-то. Почему? Чем мы их обидели или напугали? Все это было непонятно, обидно и очень странно.
В избе бабы Устьи нас поджидали горячий чай из настоящего латунного самовара с печеньями и вареньями и местная сказительница — самая старая, не считая дряхлого Матти, жительница Корбы бабка Филиска, или полным именем — Фелицата. Устьина сестра.
Она была еще меньше и худее Устьи. Сухонькая, коричневая, с серебряными прядками волос, торчащими из-под белого в цветочек платка, лицом она напоминала пряник и была вся такая уютная. Пахло от нее чем-то сладким, травами какими-то, вроде аниса.
— Ну, что же вам рассказать, ребятки? — прошелестела Филиска.
Лева заулыбался, принялся размахивать руками и разглагольствовать. Он это любит. Уже и тему своей диссертации приплел…
Филиска вежливо кивала, а Устья взяла Федора под локоть и, отведя его за занавеску, стала о чем-то там шептаться с ним.
Мне страшно хотелось узнать, о чем они говорят. Поэтому я подобралась ближе и прислушалась. Слышно их было неплохо, но…
— Эдго куччуну колдуйнот? — настойчиво допрашивала Устья уже знакомым мне свистящим шепотом. — Эдго колдуйю? Колдуйю?
Моих скромных филологических познаний хватило только, чтоб догадаться, что речь идет о колдовстве. Встревоженная, я отошла от занавески.
— Ну, так что же вам рассказать? — еще раз спросила, доброжелательно оглядывая ребят, бабка Филиска.
— Расскажите что-нибудь о колдунах! — попросила я. — Они существуют?
Шепот за занавеской прервался. Устья и Федка вышли из своего укрытия и подозрительно уставились на меня.
Девчонки и ребята вместе с Левой — тоже. Предложенная мной тема им показалась странной, чтобы не сказать — дикой.
Все молчали. Стало слышно, как шелестит на улице дождик, тихий, моросящий.
В окна заглядывала белесая мгла. Капли тумана оседали и скользили по стеклам, похожие на слезы какого-то огромного невидимого существа.
Однако Филиска, как ни в чем не бывало, улыбалась своим темным пряничным ротиком. Услыхав мою просьбу, она покхекала, откашлялась, рассыпая сухие крошки своих старушечьих смешочков. Сказала:
— А что же? Про колдунов так про колдунов. Моей мамке ее мамка сказку сказывала про одного такого, который с городом воевал.
— С каким городом? — удивился Лева.
— С вашим. Когда его еще на свете не было, — хитро прошамкала Филиска. Девчонки переглянулись, а Игорь степенно попросил:
— Рассказывайте, бабушка Фелицата.
И Филиска нам рассказала.
Лева записал ее повествование слово в слово и после литературно обработал запись для одного журнала. Вырезка той публикации до сих пор хранится у меня.
Пророчество о небесном граде
В давние времена жил на берегу холодного моря народ, старые люди. Сами они так и называли себя — люди, людики, людины.
Были людики племенем бродячим, занимались кто охотой, кто — рыболовством. Грибы, ягоды, мед собирали, оленей разводили, соль варили. В общем, жили — не тужили, хозяйничали на своей земле как умели, не бедствовали.
Вместо богов почитали они хозяев «ижэндэд» — духов озер, рек, камней, лесов и деревьев. Люди старались хозяев не сердить, ублажали их по мере сил. Выливали к корням деревьев молоко, оставляли у камней рыбу из улова. Делились всякой своей добычей и удачей. И, конечно, почитали предков.
Мертвые, которые свою жизнь окончили и ушли в Маналу, — они ведь умней живых, как старшие умнее младших. Вот они своему роду на земле помогают, советы дают, оберегают от несчастий.
«Древний народ, во мху уснувший, под снегом сопревший» — так называли своих мертвых люди и, если что, просили у них совета и защиты. А помогали им в этом «нойды» — волхвы.
И были у них волхв Земной и волхв Небесный.
Земной носил вместо шапки сухую медвежью голову, а Небесный — шкуру и рога лося. Земной волхв разбирался в охоте и рыболовстве, а Небесный — вызнавал прошлое и будущее. Во сне приходили к нему предки рода, и любого из мертвых мог он выспросить о том, что ждет впереди его народ.
Так жили старые люди.
Но все мало-помалу меняется. Пришло время, и увидел Небесный волхв во сне своего умершего недавно отца. Явился тот хмурый и опечаленный, сказал:
— Горе людям! Летит на нашу
Пересказал Небесный волхв этот сон своему народу; не порадовались люди таким вестям. А волхв Земной принялся насмехаться над волхвом Небесным: мол, худой ты колдун — только и годен плохие вести носить, а в чем же помощь твоя? Вот, мол, смотри, как я сделаю.
Обошел Земной волхв весь берег людей, колдовал, ворожил семь дней: укрепил заклятиями скалы, пески и камни, сговорился с духами моря, деревьев, с западным ветром, у которого черное сердце и скачет он на черном коне.
И вот, когда подошли к берегу чужие лодьи чужого народа из свейского племени, — поднялась буря, и лодьи разбились о скалы. Много чужаков погибло, но выжившие выбрались на берег, поставили большие земляные дома, возвели крепость, а людей с тех мест прогнали. Кто не хотел уходить — тех убили.
Тогда Земной волхв сговорился с духом болот — и размыла болотная вода земляную крепость. Снова погибло много чужаков. Но те, кто выжил, позвали себе подмогу и опять поставили на берегу крепость — на этот раз каменную. Многие капища ижэндэд разрушили, заставили людей таскать камни для постройки, а тех, кто не подчинился, убили.
Сговорился тогда Земной волхв с северным ветром, у кого сердца вовсе нет, и ледяное жало вместо рта, — пришла суровая злая зима на берег людей. Пропали звери в лесу, рыба в море на дно залегла, голод пришел надолго.
Гибли чужаки от голода, холода и болезней, но и людики тоже гибли, совсем мало их осталось. А Земной волхв, перекинувшись медведем, входил в дома пришлых и задирал насмерть. Много крови лилось.
Увидав лихую силу волшебства, стали люди просить волхва Земного, чтобы избавил он их от своей немилости, и приносили ему дары, будто он сам стал хозяином.
Радовался Земной волхв и гордился собой.
А Небесному волхву тем временем снова явился во сне умерший отец. И сказал новое пророчество:
— Летит на нашу землю орел с востока, несет под крыльями тысячи и тысячи мертвых. Народ этот силен: срубит он наш лес, построит лодьи, чтобы плавать по морю, и дома построит каменные, много. Прежней жизни не станет и все переменится, когда придет этот сильный народ.
Небесный волхв передал пророчество своему племени. Испугались люди — вот и новая напасть пришла! Что делать?
А Земной волхв тут как тут, смеется. Медвежья голова трясется на нем от хохота.
— Нечего вам бояться! — сказал. — Сам я погублю чужаков, всех до единого. Все местные ижэндэд служат мне, и я над ними самый сильный хозяин.
Начал волхвовать колдун, семь и еще раз семь дней колдовал. Топи болотные заговорил, деревья в лесу задобрил, со всеми чертями речными и морскими уговоры заключил.
И вот явились чужаки с востока. Принялись рубить лес, класть гати, валить деревья и строить лодьи. Возили камень, запруживали ручьи и ставили каменные дома.
А заговоренные духи земли начали губить пришельцев и на морском берегу, и в болотах, и в лесах. Реки разливались и топили их, деревья в лесу падали им на головы, болота затягивали в трясины, лихорадки и ознобы сводили чужаков в могилу.
Задумались старые люди: поднял Земной волхв всех ижэндэд против человека, накормил и напоил кровью — захотят ли они когда-нибудь остановиться? Или, поубивав чужаков, заодно и людиков всех до одного истребят? Сказали люди Земному волхву: обильно посеял ты смерть в нашей земле. Только что же взойдет от твоих посевов?
А Земной волхв, человек со звериной душой, посмеивается.
— Это разве беда? Пусть гибнут чужаки. Пусты дома, что построили они, и пусты дела их. Все тонет в болотах.
Но сказал тогда Небесный волхв:
— Не все ты знаешь, Медвежья голова! У народа с востока есть сильный богатырь и такой покровитель на небесах, который всем ижэндэд хозяин и каждому человеку хозяин тоже.
В небесной Манале решено было построить город, который будет для Маналы вратами и ключом. Вот почему пришел сюда этот народ. Это сказал мне мой отец, и мой дед, и прадеды мои. Не тебе и не твоим ижэндэд со всей этой силой тягаться!
И вскоре сбылось сказанное Небесным волхвом.
Увидав, что каменные дома, поставленные по одному, тонут в болоте, богатырь восточного народа взял свою рукавицу, начертал на ней рисунок города, всего целиком — и подкинул высоко в небеса.
Наутро рукавица спустилась с неба, а город уже стоял на ней, готовый и крепкий, полный красивых каменных домов, дорог и каналов. И сияли над небесным градом золотые кресты — знаки нового бога, который сильнее всех местных духов-ижэндэд.
Это чудо так поразило старых людей, что вся жизнь их с той поры переменилась. Перестали они рыскать, словно звери, среди лесов за пропитанием, а поставили на своей земле крепкие деревянные дома, научились пахать, хлеб растить, коров держать и жить, как и мы сейчас живем.
Слушали мы бабку Филиску, слушали… Игорь, конечно, заснул. Таня его толкала, чтоб хоть не храпел. Лева едва дотерпел до конца рассказа — так долго молчать для него мука. Дождавшись, пошел занудствовать, пытаясь привязать устную легенду к исторической канве:
— Свейский народ? Хм… Думаю, в вашем сказании отражены попытки шведов отвоевать у новгородской республики торговые пути. И насчет крепости понятно — сперва Ландскруна, «Венец земли», потом крепость Ниеншанц. И, наконец, деяния Петра. Верно, бабушка Фелицата? Небесный град… Ключ и врата… Хм… Любопытно. Что-то в этом есть. Я думаю…