Темная сторона разума. Как человек превращается в чудовище
Шрифт:
Опросник был очень длинным, каждое собеседование длилось часа полтора. Задавать подобные вопросы мужчинам – любым мужчинам, а осужденным преступникам в особенности – было, мягко говоря, дискомфортно. Я знала, что постоянно заливаюсь краской, но изо всех сил старалась быть «в первую очередь психологом и лишь во вторую – женщиной» (очень расплывчатый совет, который я получила от своей руководительницы).
Некоторые собеседования давались мне особенно тяжело. Один мужчина сказал, что откусил женщине сосок: он пришел в ярость, потому что она не пыталась сопротивляться. По его мнению, это доказывало, что нападение доставляло ей наслаждение, следовательно, она была «шлюхой». Исследования показывают, что не менее 70 % жертв изнасилования действительно не дают отпор, а как бы «замирают» [17] . Если бы я встретилась с тем мужчиной сегодня, мы смогли бы профессионально и откровенно обсудить его мысли. Но тогда
17
70 процентов жертв изнасилования замирают… Moller, A., Sondergaard, H.P. and Helstrom, L., 2017, ‘Tonic immobility during sexual assault – a common reaction predicting post-traumatic stress disorder and severe depression’, Acta Obstetricia et Gynecologia Scandinavica, 96(8), pp. 932–938.
Стоит отметить, впрочем, что в общении с преступниками у меня хотя бы был заранее намеченный сценарий. Взаимодействие с некоторыми коллегами давалось куда сложнее. На второй неделе я пришла в администрацию и попросила у дежурного офицера, ворчливого зануды, индивидуальный тревожный сигнал изнасилования (особую разновидность тревожной кнопки, отличающуюся от тех, какими были снабжены все служащие тюрьмы). Он повернулся к другим мужчинам, находившимся в той же комнате, и заявил:
«То есть ты думаешь, что на тебя сегодня нападут? Ребята, эта девчонка считает, что ее сегодня изнасилуют!»
А потом он потребовал, чтобы я поменяла туфли, если хочу получить сигнал. По его мнению, мои консервативные туфли на среднем каблуке будили в заключенных сексуальные фантазии. Я ушла из офиса, не добившись своего, но зато в своих туфлях. Меня душили слезы. Оказавшись вдали от осуждающих взглядов, я разрыдалась.
Какой совет я сегодня дала бы себе двадцатилетней? Обращай внимание на знаки, которые расставлены на твоем пути, как гигантские рекламные плакаты на оживленной торговой улице! Уже тогда зловещие сомнения закрадывались в душу, но страстное желание хорошо выполнить свою работу было сильнее. Начало карьеры сопровождалось бурным энтузиазмом. Мне казалось, что, если я дам хоть малейшую слабину или, того хуже, на что-то пожалуюсь, меня немедленно выгонят.
По прошествии нескольких недель симпатизировавший мне работник тюрьмы отозвал меня в сторону и спокойно сообщил, что ежедневный утренний обыск (служащий-мужчина тщательно ощупывал все мое тело, чтобы убедиться, что я не собираюсь пронести в тюрьму мачете) – необязательный пункт программы. Оказывается, такой процедуре подвергаюсь только я! Ничего подобного не проделывали ни с одной другой женщиной. И ни с одним другим мужчиной. Я стояла как громом пораженная!
Сегодня мы в лучшем случае назвали бы это недопустимым сексуальным домогательством. Но в то время я еще не представляла, что такое женоненавистничество. И уж точно не готова была заявить об этом. Это происходило в 90-е годы в Йоркшире, где в пабах по воскресеньям все еще выступали стриптизерши. Никаких хештегов еще вообще не существовало, не говоря уже о движении #metoo. После того разговора я просто начала со смехом отвергать «предложения» утреннего обыска. Интуиция подсказывала, что лучше просто посмеяться, чем устраивать истерику.
В Уэйкфилде располагался колледж тюремной службы. Центр обучения находился не в самой тюрьме, но поблизости от нее. Многие жители города работали тут, должности переходили из поколения в поколение. На охранных должностях некоторые люди самоутверждались, упивались своей властью. Когда в 2004 году я прочитала в докладе главного королевского инспектора тюрем о том, что в Уэйкфилде «чрезмерно строгий режим», а некоторые сотрудники проявляют неуважение по отношению к заключенным, это не стало для меня неожиданностью.
Некоторые молодые служащие считали себя настоящими князьями: тюрьма была их замком, и все ключи хранились у них. Многие из них щеголяли загаром, приобретенным в городском солярии, а не под скудным уэйкфилдским солнцем. В обеденный перерыв они покидали место работы и ходили загорать. Цель у них была простая – выглядеть привлекательнее, чтобы найти себе партнершу на вечер. Ходили слухи, что группа тюремщиков по вечерам отправлялась в «Золотую милю» (самый известный в Уэйкфилде стрип-клуб). Там они снимали девушек, привозили их на тюремную парковку и занимались сексом прямо под камерами, чтобы развлечь своих коллег из ночной смены. Когда я прочитала об этих «забавах»
Некоторые тюремщики стали приглашать меня на свидания. Позже я узнала, что служащие устроили настоящие соревнования. Делались ставки на то, кому удастся затащить меня в постель. Мое появление в этом преимущественно мужском мире, в котором любая новая женщина приобретает особую ценность, стало настоящим событием.
Первым начал ко мне подкатывать старший тюремщик крыла С Джон Холл. Он получил право первенства, так как иерархия здесь соблюдалась строго, даже в таком деле, как ухаживание за новой девушкой. Холл подошел ко мне, когда я изучала документы в архиве, где хранилась вся информация о заключенных. Я просматривала газетные вырезки, дисциплинарные взыскания, судебные приговоры, жалобы, переписки с членами семьи – словом, все, что относилось к каждому заключенному. В некоторых папках находила даже фотографии с мест преступления – эти зловещие материалы изымали, если преступники предлагали их другим для мастурбации или просто похвалялись своими подвигами.
Все это происходило до цифровой эпохи, и бумажные материалы собирали в стандартные картонные папки. Они стояли на стеллажах, установленных вдоль стен длинной, узкой комнаты. На каждой из них были написаны имя заключенного и его номер. Здесь побывали Чарльз Бронсон [18] , начальник штаба ИРА [19] Катал Гулдинг [20] , Джереми Бамбер [21] , Майкл Сэмз [22] и Колин Айрленд [23] . Так что тюремный архив представлял собой нечто среднее между собранием светской хроники и коллекцией ужастиков.
18
Майкл Питерсон, известный как Чарльз Бронсон, – рецидивист, считающийся самым знаменитым заключенным Великобритании. Ряд своих преступлений, в том числе несколько захватов заложников, он совершил, находясь в тюрьме. – Прим. ред.
19
ИРА, Ирландская республиканская армия, – террористическая и политическая организация, выступающая за присоединение Северной Ирландии к Ирландской Республике. – Прим. ред.
20
Катал Гулдинг – ирландский террорист и политик. – Прим. ред.
21
Джереми Бамбер осужден в 1985 году за убийство пяти человек. Отбывает пожизненное заключение. Неоднократно заявлял о своей невиновности. – Прим. ред.
22
Майкл Сэмз – преступник, похищавший, насиловавший и убивавший женщин. В 1993 году приговорен к пожизненному заключению. – Прим. ред.
23
Колин Айрленд – серийный убийца, жертвами которого становились гомосексуалисты. – Прим. ред.
Джон Холл вошел, когда я читала документы Айрленда, содрогаясь от сцен, представавших перед моим мысленным взором. Преступник убил пять геев и оставил их трупы в жутких и непристойных позах. Таким образом он показывал свое глубокое презрение к ним. Это был знак, посланный полиции и журналистам, освещавшим это дело. В папке обнаружились письма поклонников Айрленда. Я никогда прежде не видела ничего подобного. Убежденные крайне правые гомофобы писали своему кумиру восторженные письма, поздравляли с успехом его предприятия. Эти послания, изрисованные свастиками, были перехвачены тюремной цензурой и помещены в личное дело заключенного. Я смотрела на них и гадала, как, черт возьми, люди могли докатиться до такого.
В поведении Джона Холла не было ничего особенного. Он прошелся по архиву, заметил меня, развернулся, подошел и сел рядом. Холл был (наверное, и остается) мужчиной крупным, высоким, так что я не могла притвориться, что не заметила его. Он спросил, как я освоилась на новой работе, не нужна ли мне какая-то помощь, не показать ли мне Уэйкфилд. И не хочу ли я вечером сходить с ним в паб. Я не хотела. «Спасибо, нет», – вежливо ответила я. Но в глубине души я чувствовала, что нужно объяснить свой отказ, поэтому сказала, что меня уже пригласили в гости. На самом деле в гости меня никто не звал, но я все же выбрала такую отговорку.