Темная сторона России
Шрифт:
— Давай подъезжай через часик к Подкопаевскому переулку, где раньше «Каторга» была. Ты, как поклонник Соньки Золотой Ручки, должен знать этот дом, — сказала я и отключилась.
Через час мы там и встретились. Митя и вправду не знал, что в доме 11 по Подкопаевскому переулку когда-то располагалась легендарная «Каторга», совсем неподалеку — кабаки «Пересыльный» и «Сибирь», а вокруг ночлежки, малины и снова ночлежки.
Побродив по улочкам, часов в девять вечера мы отправились поужинать в московскую «Солянку», где днем — еда, а вечером и ночью — клубный тусняк.
Перед этим созвонились
— Попробуйте абсент, а я скоро к вам присоединюсь, если вы не против, — сказала она и упорхнула в свою бухгалтерию.
Ужин, приглушенный свет, гламурщики всех мастей и «Зеленая Фея», то бишь абсент.
О... абсент!!! Вот тот способ пития, который люблю. нет, теперь уже любила я:
Берутся два стакана (коньячный и снифтер), кусочек сахара, салфетка, абсентная ложка и трубочка. Абсент наливают в коньячный бокал, сверху кладут абсентную ложку (в ней прорези), на нее кладется кусочек коричневого тростникового сахара, который чуть смачивается абсентом и поджигается. Капли горящего сахара тягуче падают в бокал, и абсент начинает гореть. В течение некоторого времени огонь в бокале поддерживают, чтоб тот прогрелся. Теперь накрывают бокал подставкой под бокал, чтоб огонь потух, а затем резким движением содержимое бокала выливают в снифтер, и этот бокал ставят ножкой кверху на блюдечко, покрытое салфеткой, и просовывают под него трубочку. Выпивают абсент из снифтера и делают затяжку из трубочки.
Вот так мы и пили — порцию, вторую, третью, четвертую.
А потом я поплыла, прикрыла глаза и просто слушала гомон посетителей и легкую музыку. Митя тоже находился в блаженном состоянии, лишь периодически приоткрывая глаз.
В какой-то момент ритм шума сменился с радостного гомона тусовки на угрожающепьяный. Я приоткрыла веки — чуть-чуть, чтоб никто не подумал, что я выплыла из абсентового состояния, и в следующий миг широко раскрыла глаза. «Ой, мамочка!!!» — только и смогла произнести я и побыстрее подтянула ноги на кресло.
Вокруг меня копошились страшные личности в обрывках лохмотьев, от них несло перегаром и вонью. Эта кишащая масса постоянно передвигалась, ругалась и материлась, сверкала страшными блевотными язвами и выясняла между собой отношения.
«Ой, мамочка!!!» — во второй раз подумалось мне. «Надо меньше пить! Надо меньше пить, надо меньше пить», — панически забилось в голове.
А маргиналы наседали со всех сторон и уже задевали меня своими грязными обносками. Вот мимо протолкнулась какая-то женщина в полуразорванном платье: «Да пусти же ты, ирод! Пьянь подзаборная. Вот Ваньке все скажу — порешит тебя, ублюдка.»
Свет плошек с колышущимся огнем метался по грязным стенам. Какие-то веревки, на которых висело тряпье, перегораживая проход или огораживая углы. Детский плач и заросшие, небритые рожи в шрамах, тянущие ко мне руки: «Барыня, дай копеечку. Помираю, дай выпить».
«Приехали, — билась в голове мысль. — Надо меньше пить! Чтоб я еще раз выпила абсент. А может, это уже „белочка“? Или я сошла с ума?»
— Таня. Танюш? С тобой все в порядке?..
В очередной раз приоткрыв глаза, я в мути увидела Йолкино лицо, которое то надвигалось, разрастаясь до неимоверных размеров, как великий Гудвин, то удалялось, стягиваясь в точку.
— Угу, — стряхивая оцепенение, сказала я. — Всё ок. А можно мне домой?
— Танюш, давай я сейчас такси вызову, хорошо? Мне пока еду на завтра соберут, и я тебя к себе отвезу на оперквартиру, хорошо? Только ты не засыпай опять.
— Давай, — пробормотала я и вновь провалилась в какой-то кошмар. Но на сей раз в нем присутствовала знакомая фигура.
«Интересно, где я ее видела?»
Молодая женщина, в довольно-таки приличном платье, весьма развязно смеясь, чокалась бокалами с жуткими каторжниками: «Ну что, друзья мои, — за ювелирный дом Хлебникова? Вот она, ваша доля, разгребайте! — Ина стол посыпались из небольшого ридикюля сверкающие камни и золотые кольца. — Ваше это — ваше!!! Сонька никогда не забывает своих! — в пьяном воодушевлении воскликнула молодая женщина. — Сонька за всех заплатит!»
«Господи, вытащи меня из этого кошмара!!!» — уже просто ору я в астрал или не знаю куда!
А тем временем, пытаясь вырваться из кумара, вижу следующую картинку: женщина, — это, видимо, действительно Сонька, осматривается шальным взглядом и говорит:
— Сеня, здесь, в ночлежке Расторгуева, негоже прятать. Пошли подвалами.
Я вижу ступеньки, по которым кто-то спускается, но не я, это точно.
— Сеня, — свистящий шопот, — тише!!! Пошли. Сейчас до «утюга» доберемся, я там хороший закуток знаю. Там и спрячем.
Две тени скользят по сумрачному подвалу и вваливаются в освещенное масляными плошками помещение.
— Ну что, братики, не ждали? — развязно кричит Сонька. — А вот и я, дорогие мои! — Покачиваясь и пьяно улыбаясь, она подходит к столу и вываливает из-за корсажа драгоценности и красные купюры. — Вот, Соня обещала — Соня выполнила! А где моя девочка? Где моя кровиночка, Тонечка. — Качнувшись, Сонька валится на стол.
— Сонь. — Рвань и мужики участливо двигаются к столику. — Ну, мы это. как тебе сказать. Ну отдали мы ее на воспитание в дом, чтоб жилось ей сладко. В дом Румянцевых. Мы за ней наблюдаем. Там тетки-няньки сопли подтирают.
— А Софа? Софка где? — Женщина оседает на табурет и, роняя голову на скрещенные руки, пьяно плачет.
К ней тихо подкрадывается какой-то здоровый мужик и, осклабившись, хватает за попу.
— Руки мыл? — вскидываясь, ощеривается Сонька.
— А чё, грязные, что ли? — развязно цедит мужик.
— Смотря куда лезешь, — абсолютно трезво отвечает вдруг королева воров.
— Хм. К своей цыпе, от которой мурашки по всему телу. К своей марухе, с которой у нас две дочки. К жене своей, к мадонне.
— Остынь, Митя, я тебе не маруха, — устало и гордо отвечает женщина. — Да и не про меня это.
— Сонь, а ты знаешь, что Сура объявилась? Из Варшавы приехала и дом тут снимает. Твоя дочка! Работает чисто!
Сонька мотает головой по сложенным кренделем холеным рукам на грубом столе и засыпает. Видимо, и я вместе с ней.
— Ваше здоровье, господа. Вы ждете кого-то или так, отдохнуть зашли?
— Да жду! Не вас! — И руки упали.
— Судьба — индейка, жизнь — копейка, — последнее, что я слышу в этой вакханалии.